Тенденции, остро выразившиеся в прошлом столетии, были присущи человечеству на протяжение всей его цивилизованной истории и поэтому глупо хоронить борьбу экономических противоположностей в страшненький гроб и плясать на могиле вальсы Шуберта. На деле же, поражения прошлого одарили нас бесценным опытом, который может применить каждая из сторон конфликта. Да, это хладнокровно и в некотором роде цинично, но рождение, жизнь и крушение первых социализмов, подчас наполненных трагичным содержанием, для марксистов (и их оппонентов) являются, прежде всего, практикой, с которой необходимо работать для построения правильной линии дальнейшего сражения. Бессильные догматики льют слезы, не умея сломать собственные стереотипы и примерить социалистическое строительство на сегодняшний и завтрашний день. Недалекие мечтатели пытаются выбросить прошлое, видя в его ошибках лишь собственное унижение.
На деле же, в рассмотренной тут истории Советского Союза и КНР – двух наиболее крупных стран, из тех, что в прошлом веке строили социалистическое общество, мы видим своего рода "краш-тест", который дает нам возможность усовершенствовать собственные методы и позиции.
Ирония истории в том, что первая в мире победившая социалистическая революция произошла в стране, где предпосылки для социализма были еще в стадии созревания: крестьянская страна с многочисленными феодальными пережитками, казалось, давала очень мало оснований надеяться на успешное социалистическое строительство, в условиях сохранения капитализма в остальном мире. Тем не менее, советский народ под руководством большевиков совершил это, вопреки всем скептикам.
Препятствие, которого преодолеть не удалось, возникло на следующем этапе, этапе перехода непосредственно к созиданию полного коммунизма. Здесь пережитки крестьянской мелкособственнической психологии дали себя знать в полной мере. Ленин еще в годы гражданской войны говорил о мелкобуржуазной стихии, которая опаснее всех белогвардейских генералов, вместе взятых. Именно она и стала причиной краха СССР.
По сути, наряду с социалистическим строительством, Советской власти пришлось делать работу капитализма: проводить индустриализацию, ликвидировать безграмотность, организовывать крупнотоварное сельское хозяйство. В результате были построены основы социализма, первая фаза коммунизма состоялась как реально существующий общественно-политический строй в самой крупной стране мира. При этом в странах Западной Европы, на которые большевики возлагали столько надежд, местные коммунисты оказались слишком слабы, и проиграли борьбу за влияние на рабочий класс социал-демократам и фашистам. Империалистическое положение этих буржуазных государств создало значительное поле для социального маневра, создания многочисленной высокооплачиваемой рабочей аристократии и вообще т.н. «среднего класса». Во времена Ленина данная тенденция только обозначилась, в дальнейшем, вплоть до краха СССР, она только набирала силу.
В СССР тем временем издержкой социализма в одной стране, которому постоянно угрожало капиталистическое окружение и внутренняя контрреволюция, стало забвение марксистской теории, даже в массах членов коммунистической партии. СССР и ВКП(б) возглавлялись Иосифом Сталиным, крупным марксистским теоретиком, который, в целом, верно вел страну коммунистическим курсом, результатом чего стала победа социализма над фашизмом и создание блока социалистических стран. Однако после смерти Сталина, идеологической преемственности не получилось – СССР во главе с КПСС пошел по пути восстановления рыночных элементов в экономике и через 30 лет прекратил существование. Не останавливаясь на понятных всем, кто знаком с марксизмом, фактах об идейной несостоятельности Хрущева и его окружения, об их авантюрной политике и клевете на Сталина, необходимо задаться вопросом: почему же основная масса и членов партии, и советских людей с энтузиазмом поддержала хрущевцев или, по крайней мере, попросту «не заметила» коренного антимарксистского поворота в политике партии? Ответ коренится в тех условиях, в которых пришлось жить и бороться Советскому Союзу.
Хрущев и его сторонники сделали ставку на советское мещанство, на вполне понятное желание «спокойно пожить». Советские люди действительно, если можно так выразиться, устали от трудовых и военных подвигов, коллективизации, индустриализации, Великой Отечественной войны, послевоенного восстановления экономики. Поэтому ими оказалось очень легко манипулировать, обещая «догнать США по потреблению мяса и молока».
В то же время КПСС была достаточно слаба идеологически. Среди ее руководителей не оказалось сильного теоретика, равного И.В. Сталину. И это было следствием того, что идеологической работе в КПСС уделялось недостаточное внимание, ведь многие годы было «не до нее». Экстремальные условия, в которых пришлось существовать Советскому государству три первых десятка лет, вынудили советских людей, включая партийных руководителей, думать только о производственных показателях.
Именно за производственные либо военные успехи граждан СССР не только принимали в ВКП(б), но затем и включали в ее руководство. В краткосрочной перспективе это было правильно – партия возглавлялась наиболее грамотными управленцами. Однако итогом стало то, что марксистов среди советских лидеров почти не оказалось. Даже самый лучший из советских руководителей, пришедших на смену Сталину, Вячеслав Михайлович Молотов, позже признавался, что идеологически был очень слаб [1].
Как известно, в годы Великой Отечественной войны на фронтах погибло около 3 миллионов коммунистов, но при этом число членов партии возросло на 2 миллиона – с 3,8 до 5,8 миллионов человек. Это очень ярко показывает, насколько низка была планка приема в ВКП(б). Пользуясь заслуженным авторитетом партии, руководство сделало прием в ВКП(б) формой поощрения за подвиги как на фронте, так и в тылу. Это имело определенный смысл, действительно, «стать коммунистом» в ту пору было огромным стимулом, и не по причинам материального характера, как порой в последние годы СССР. Но одновременно это до крайности размыло партию. За счет людей, не имевших по сути никакого понятия о марксизме, именно такие и составили основную массу членов ВКП(б) к концу 1940-х гг. Они в большинстве своем были искренними советскими патриотами, готовы были самоотверженно работать на благо социализма, как они его понимали, но в фундаментальных вопросах коммунистического строительства были способны только выполнять указания начальства, понимая коммунизм как «сытую, хорошую жизнь», не более того.
В итоге именно хрущевский курс, с его примитивизмом, широкими обещаниями «коммунизма к 1980 году», утверждениями, что классовой борьбы в СССР нет и диктатура пролетариата не нужна, оказался весьма близок и членам КПСС, и прочим гражданам СССР. Он соответствовал их представлению о коммунистической политике. А вслед за КПСС по этому же пути пошли и почти все остальные коммунистические партии социалистических государств. Они во многом зависели от советских руководителей, как материально, так и идейно, а мелкобуржуазные силы и настроения в странах Восточной Европы, только что вступивших на пусть социалистического строительства, были еще сильнее, нежели в СССР.
Следующие три десятка лет, до середины 1980-х гг., жизнь в СССР становилась все более благополучной в материальном плане – сохранявшиеся основы социализма позволили в мирных условиях значительно поднять жизненный уровень масс, именно поэтому и сегодня в старших поколениях так сильна ностальгия по «брежневским временам». Однако одновременно антимарксистская политика КПССных вождей, все больше отходивших от плановой экономики, проводивших преобразования, расширявшие сферу товарно-денежных отношений, поощрявших групповой, заводской, отраслевой эгоизм (реформа Косыгина 1965 г.), привела к тому, что к 1985 г. сознание большинства советских людей уже было готово к реставрации капитализма. Если главное – «чтоб лучше жилось», то конечно, почему б не ввести рыночную экономику, ведь «посмотрите на Швецию». Одновременно все эти годы продолжалась и идейная деградация партийных кадров – КПСС и ВЛКСМ активно размывались карьеристами, людьми, приходившими туда за материальными благами. И даже субъективно приверженная социализму часть советских коммунистов и комсомольцев способна была бороться разве что с длинными волосами «неформальной» молодежи и рок-музыкой, при этом «на ура» приняв горбачевщину, а после 1991 г. – образовав такого политического мутанта, как КПРФ.
Сущность социализма, как первой фазы коммунизма, состоит в том, что капиталистические и коммунистические элементы сосуществуют и борются друг с другом. Социализм не может стоять на месте – он либо движется к коммунизму, либо дрейфует назад, к капиталистической реставрации. «Развитой социализм», придуманный брежневскими идеологами, и являлся по сути формой этого дрейфа.
Через 30 лет после Октябрьской революции в России, произошла революция в другом слабом звене империалистических сил – Китае. Победившая коммунистическая партия, так же как и ВКП(б), столкнулась с неразрешенным комком противоречий: нужно было совершить социалистические преобразования в отсталой полуколониальной стране, разоренной гражданской войной и носящей в своей культуре традиции, уходящие в далекое средневековье. В Китае существовали обычаи, которые даже в Российской Империи к 1917 году давно исчезли под пылью времен, например, в сознании крестьянина посев урожая или другие сельскохозяйственные работы напрямую зависели от благосклонности духов; женщины не имели права на образование, а также на свою частную жизнь: если бы вы родились женщиной в китайской деревне, то у вас был бы высокий шанс выйти замуж в обмен на скот или урожай. В отношении карательных мер по пресечению волнений Китай также дышал пылью тысячелетней давности. Когда в России царские палачи расстреливали рабочие демонстрации, в Китае каратели вырезали целые деревни, а уши бунтарей или же фаланги пальцев привязывали к седлу в знак назидания.
Примечательно, что до Октябрьской революции китайцы не слышали о марксизме, а если какие - либо работы классиков и появлялись в Поднебесной, они не находили распространения. Яркая вспышка Октябрьской революции донесла до Китая марксизм-ленинизм. Октябрьская революция помогла передовым людям всего мира, в том числе и Китая, пересмотреть свои проблемы, применяя пролетарское сознание в качестве орудия для изучения судеб своей страны.
1 октября 1949 г. в Пекине было провозглашено образование Китайской Народной Республики. Нужно понимать, что победа Коммунистической партии ещё не означала диктатуры пролетариата и перехода к социализму. Этот факт очень важен для понимания позднейших событий, в особенности событий Культурной революции. Можно сказать прямо, что вначале КПК пришлось совершить буржуазную революцию под красным флагом, но чтобы не отдавать победу буржуазии, китайские коммунисты на примере НЭПа создали «новодемократическую республику», где 4 антиимпериалистических класса (пролетариат, крестьянство, мелкая буржуазия, национальная буржуазия) под руководством КПК должны были разрешить накопленные противоречия феодализма, коих, к несчастью, было слишком много. В процессе решения противоречий не могло не возникнуть антагонизма между революционными и реакционными классами. Сторонники правого уклона стали все чаще и чаще проявлять свою реакционную суть. Социалистические преобразования саботировались правительственными чиновниками и высшими эшелонами партии. При этом изменения и так шли достаточно мягко, так как приходилось учитывать интересы национальной буржуазии. Национализация предприятий шла достаточно медленно и завершилась лишь в 1956 году.
Левое течение в КПК, нацеленное на строительство социализма, представлял сам Мао Цзедун и ряд его сторонников, в то время как правый уклон поддерживался большинством членов партии. В духе борьбы с «культом личности», посеянным ХХ-м съездом КПСС, фигура Мао Цзедуна как друга Сталина стала уязвимой. Были попытки отправить Мао на покой присвоив ему звание «Почетного Председателя». Данный процесс можно назвать столкновением двух линий противоречий: противоречия капиталистического и социалистического способа развития. В сложившейся ситуации левые в партии предприняли беспрецедентное, но вполне логичное действие — они оперлись на «прямую демократию» трудящихся масс, на тех, кто был напрямую заинтересован в социалистическом курсе, и призвали народ «ударить по штабам».
Культурная революция стала мощнейшим шагом в борьбе с реставрацией капитализма, она была не просто террором против реакционеров, но яркой вспышкой творчества масс. На селе и заводах принимались новые подходы к производству, что дало свои результаты. За период с 1966 по 1976 год валовой национальный продукт вырос на 77.4%. Среднегодовые темпы прироста производства промышленной продукции в 1966-1970 гг. составляли 11.7%, рост в тяжёлой промышленности был ещё выше, в 1966-70 гг. составляли 14.7%, С 1965 по 1975 год добыча угля увеличилась в 2 раза, нефти — в 6.8, газа — в 8 раз, стали — в 1.9 раз, цемента — 2.8 раз, металлорежущих станков — в 4.4, тракторов мощностью более 20 лошадиных сил — в 8.1 раз, а маломощных тракторов — в 52.2 раза, минеральных удобрений — в 3 раза, хлопчатобумажных тканей — на 49.2%. В сельской местности Китая в 1973 г. было 50 000 малых гидроэлектростанций (для сравнения: в 1949 г. — 26); снабжение сельских областей электроэнергией увеличилось в 1973 г. на 330% в сравнении с 1965 г.[2] В армии каждый офицер должен был раз в месяц примерять на себя роль рядового. Художники и писатели добровольно отправлялись в деревню, чтобы сблизиться с массами, тем самым приближая искусство к народу. Самоорганизованные отряды студентов и рабочих устроили открытый террор по отношению к своим классовым врагам. Но хоть в процессе культурной революции и были свои жертвы, в основном реакционные элементы отправлялись на перевоспитание в деревню или на производство.
К сожалению, культурная революция не смогла достигнуть своей главной цели, и в августе 1973 года прошел Х съезд КПК, где правые открыто выступили против левого меньшинства. Также в члены Политбюро не были включены левые лидеры, что закрепляло за правоуклонистами право на продолжение своей линии. Однако, благодаря высокому авторитету Мао Цзедуна в Народно-освободительной армии Китая и среди широких народных масс, социалистические преобразования культурной революции продолжают действовать еще на протяжение трех лет. 9 сентября 1976 года Мао умирает, а 6 октября начинается правый террор против левых членов КПК и лидеров культурной революции. Китай начинает свое шествие в лапы капитализма.
Как и КПСС, КПК погубило отсутствие марксистских кадров, которые могли бы использовать культурную революцию для продвижения Китая по пути социализма. При всем героизме и энтузиазме китайские трудящиеся, так же как и советские, в массе своей были далеки от марксизма. Поэтому после смерти Мао Цзедуна верх довольно легко взяла правая группировка Дэн Сяопина, предложившая программу развития Китая на рыночном, капиталистическом пути. Левое крыло не смогло противопоставить этому что-либо. А авторитет Мао в народных массах был успешно «приватизирован» сторонниками капитализма: сегодня Мао Цзедун в Китае превратился в фигуру конфуцианского мудреца и государственника, во многом повторив судьбу образа Сталина в России. В итоге, КПК продвинула Китай по пути прогресса, покончила с феодализмом, раздробленностью, полуколониальным положением, но к социализму, в условиях разрыва с СССР и малого количества подготовленных марксистов, проложить дорогу не смогла.
Но новый китайский капитализм в своем бурном развитии готовит собственного могильщика. Все чаще китайские рабочие поднимаются на борьбу за свои права, против безжалостной эксплуатации, являющейся нормой в Китае – резервуаре дешевой рабочей силы для местных и иностранных капиталистов. Левые силы, пытавшиеся продолжить линию Мао Цзедуна, участвовали и в знаменитых антиправительственных выступлениях 1989 г.: на многих фотографиях с площади Тяньаньмэнь демонстранты несут социалистические транспаранты с лозунгами «сохранить социалистический курс страны». Перед настоящими коммунистами в Китае сегодня стоит задача создания организации (по необходимости подпольной), и с учетом как положительного, так и негативного опыта КПК времен Мао Цзедуна, направить протест китайских рабочих на путь борьбы против капитализма. Сегодня, в условиях индустриализированного капиталистического Китая, предпосылок для социализма в этой стране гораздо больше, нежели было в 1949 году.
Опыт СССР и Китая показал, что, несмотря на взятие власти трудящимися во главе с коммунистической партией, весь переходный период, вплоть до полного коммунизма, существует угроза реставрации капитализма. Следовательно, нам, будущим революционерам, нужно опираться на положительный опыт социалистических революций XX века и попытаться не повторять тех ошибок, которые были совершены в прошлом.
Печальная судьба социализма в XX веке показывает нам важность марксистской идеологической подготовки коммунистов, недопустимость забвения того факта, что коммунист – это носитель научного мировоззрения, ученый-революционер, а не просто «хороший человек и добросовестный труженик». В будущей коммунистической партии выдача членского билета не может быть поощрением за заслуги в частных областях производства, для этого есть ордена, грамоты и т.д. Доступ в партию должен быть открыт только для тех, кто на деле показал успехи в пропаганде марксизма, а не в чем-то ином. Сегодняшняя техника освобождает нас от многих объективных ограничений, с которыми столкнулись большевики 100 лет назад. У нас нет неграмотности 75% населения, нет катастрофической нехватки литературы, которая почти вся благополучно оцифрована и лежит в Интернете. Поэтому мы можем и должны поднять планку для приема в партию, главная задача которой – заниматься идеологией, вести социалистическое государство к коммунизму, не отклоняясь от курса ни при каких изменениях ситуации, а не «повышать надои» и «обеспечивать перевыполнение плана». Особенно это касается руководящего ядра коммунистов, обязанного иметь высочайший теоретический уровень, чтобы смерть одного человека ни в коем случае не могла привести к отходу партии от марксизма.
Вопреки троцкистам и близким к ним «любителям рабочего самоуправления», мы не считаем, что предотвратить перерождение коммунистической партии могут какие-то организационные формы устройства социалистического государства, пресловутый «рабочий контроль» либо «Советы, формируемые обязательно по производственному принципу». Пролетарская демократия служит коммунизму лишь при условии качественного руководства со стороны коммунистической партии – авангарда рабочего класса. В других случаях действия некомпетентных рабочих масс, с помощью того же рабочего контроля и иных формальных механизмов, послужат лишь дальнейшему скатыванию социалистического государства к капитализму.
Если «мозг» диктатуры пролетариата – коммунистическая партия, идеологически сгнил, от реставрации капитализма не спасет ничего. Это один из главных уроков социалистических революций минувшего века.
Что мы можем выделить в качестве основных проблем? Прежде всего, опасность идейного перерождения и бюрократизации авангарда и крепко связанную с этим апатичность масс. Для СССР и Китая эти процессы прошли "черным ходом", в то время как насущной проблемой для коммунистов были дела более приземленного толка. Необходимость, увы, взяла свое, и пока мы доделывали работу капитализма в полуфеодальных странах, он подобрался и постелил свой базис прямо под ногами. Разумеется, эти проблемы стремились решить в обеих случаях, сверху-вниз, или наоборот, дав простор низовой инициативе - у Мао, однако желаемого результата из этого не получилось – героизм утонул в массе невежества.
Наша революционная тактика должна соответствовать современным условиям со всеми особенностями исторического развития. Ждать или тем более пытаться воспроизвести те объективные условия, при которых большевики смогли взять не только невозможно, но и попросту глубоко ошибочно. Безусловно, крайняя степень нищеты основной массы населения и поголовная неграмотность способствовали революционным настроениям, но они вовсе не определяют революционную ситуацию в стране; и уж тем более ошибочно полагать, что только пухнущий от голода, неспособный к письму и чтению человек, склонен к революционному восстанию. Для российской империи путь к социализму был единственным из возможных, учитывая то невероятное стечение обстоятельств – от откровенной слабости царской власти и последствий первой мировой войны, до наличия в России действительно революционной партии.
Грядущий же путь к социализму вымощен уже не историческими случайностями, а той железной необходимостью, о которой писал Маркс, говоря о законе несоответствия производительных сил и производственных отношений. Кроме того, если в начале 20 века закон неравномерности развития капитализма обрекал отдельные государства на «социализм в отдельно взятой стране», то перспективы 21 века рисуют более оптимистичную картину.
И казалось бы все хорошо. Мы проанализировали опыт двух социалистических режимов и выявили причины произошедших в них контрреволюций. Хватает ли этого для нас, будущих строителей коммунизма? Однозначно нет. О пагубных тенденциях обе компартии (когда они еще были компартиями) не просто догадывались, но прямо указывали на них. Но не трудно догадаться, что простая констатация факта, диагноза не излечивает больного. Это необходимый этап лечения, но недостаточный. Потому нам придется использовать оружие в борьбе с опасностью деградации партии, а вместе с тем и поражением переходного периода. Этим оружием станет научный централизм.
Научный централизм - это концепция партийного строительства, гласящая, что действительно успешная практика основывается только на применении научного метода. Развивая этот тезис, необходимо признать, что научный метод могут использовать только люди, изучившие методологию марксизма-ленинизма и умеющие применять ее на практике. Истина всегда едина и конкретна – старое положение марксизма, но отнюдь, не потерявшее своей ценности для нас. Люди, использующие научный метод, делают ставку на объективную реальность, на познанные законы природы и общества. Они используют эти закономерности в своих целях, освобождая себя от принятия выбора, то есть, освобождая себя от стихийности и случайности. Конечно, в силу бесконечности бытия человек не в состоянии познать все, абсолютно все законы и полностью уберечь себя от совершения ошибочных действий. Однако наука - это единственный способ приблизиться к этому, в противовес идеализму, воспевающему религиозные, суеверные и другие не менее нелепые ритуалы, являющиеся противниками прогресса.
У многих людей в результате господства буржуазной демократии возникает иллюзия, что истина устанавливается демократической процедурой, то есть голосованием. Думать так, значит вставать на позиции идеализма, поскольку истина не зависит от сиюминутного волеизъявления группы лиц. Открытие истины, а значит, и последующее применение ее в общественной жизни является результатом работы людей, овладевших материалистической диалектикой. Сообразно тому, как происходят научные открытия в математике, физике, химии, биологии и прочих науках, то есть благодаря работе людей, познавших ту или иную область науки, так и действия партии научного типа должны подчиняться общим принципам познания, а не демократическим процедурам.
Демократический централизм привлекает людей, в первую очередь, своей простотой и ясностью — ведь вовсе необязательно изучать философию, политэкономию, историю и другие науки для успешного принятия решения, если можно просто взять и проголосовать за какую-либо точку зрения. Данный ритуал близок к суевериям и мистицизму вроде гадания по кофейной гуще, поскольку базируется на тех же ложных представлениях об объективной реальности.
Надежды на стихийную сознательность масс разбиваются вдребезги о многочисленные примеры того, как пролетариат действовал, будучи обманутым буржуазной пропагандой, вразрез со своими объективными интересами. На одну успешную революцию (благодаря авангарду - партии большевиков) со времен 1917 года приходятся установления нацистских и фашистских режимов, избрание демократических эксплуататоров на протяжении столетия в плеяде развитых стран, дикость и варварство исламских режимов... и, наконец, разрушение плодов той самой Великой Октябрьской Социалистической Революции. Такова цена стихийности масс на данном историческом этапе и ее "классового сознания" без партии коммунистов, без ее авангарда.
Еще в большем заблуждении находятся люди, принимающие научный централизм за отказ от самостоятельного мышления в угоду «знатокам марксизма». И в демократическом централизме, и в извращенной форме научного централизма присутствует общее качество — нежелание нести ответственность за свои решения и перекладывание их на знающее большинство/знающее меньшинство.
Научный централизм - это не партия жрецов от марксизма, не новая теория элит, а эффективный инструмент в борьбе с оппортунизмом. И для успешного функционирования научного централизма в партии нового типа, как ни странно, необходим постоянный приток новых кадров. А потому, чтобы одновременно пополнять партию и не снижать ее теоретического качества, необходима серьезнейшая, глубочайшая работа с массами в переходный период. Это одно из ключевых условий нашей победы.[3]
Мы увидели, что репрессивная тактика не может помочь нам в тот момент, когда необходимость позволяет управленцу "шантажировать" общество и толкает его на потенциальное предательство. И если в политическом вопросе решение состоит в крепкой работе настоящего авангарда класса с массами, то в экономическом мы можем высказываться за устранение или минимизацию человеческого фактора вообще.
Плановая экономика, как мы должны признать, страдала от отсутствия гибкости, слепоты ко многим потребностям, спекуляций тех же управленцев. Уже на данный момент мы можем говорить о том, что эти проблемы могут быть решены по-другому, с использованием мощной вычислительной техники. Пресловутые системы ОГАС и Киберсин, названия которых продвинутый левак уже знает как свое имя, демонстрировали чудесные возможности, но страдали от технологической убогости в сравнении с масштабом поставленной задачи. Сегодня все производство может рассчитываться ежедневно, получая информацию напрямую от потребителя.
Давайте представим ситуацию: вы решили купить пальто. В вашем кармане есть смартфон, вы заходите на сайт ASOS и заказываете выбранную модель нужного цвета и размера. Отличие от социализма состоит только в том, что в настоящем ваше пальто было сшито "с завязанными глазами" и ему повезло быть купленным вами. Сколько материала и труда пропадает, когда остальной товар не удается продать? Другое дело в том, что ваш заказ мог бы быть сигналом для целой цепи производств, которые с помощью информационных технологий слаженно и без издержек приготовили вам необходимый товар. Ах, да — и все это без кормления капиталиста.
Разумеется, коммунизм - это не рай на земле, а социализм так еще и носит в себе элементы капитализма. Революционная сила не уходит в никуда. Однако ошибки стоит исправлять, и едва ли стоит вновь ровнять крышу, если нужно поработать над фундаментом.
Критикуя марксистов, оппоненты пользуются самыми близорукими аргументами, полемическими философскими тезисами, всей плеядой псевдонаучных концепций. Они впадают в мистицизм, говорят понятиями, которые не способны осознать, пытаются охарактеризовать мир метафизическим взглядом на кусочки реальности. Для них праздность развитых стран оторвана от ада существования большинства народов, история расчленена и рассмотрена в пределах 20-100 лет, человек познан в пределах круга общения. Они завлекают людей на красивую ложь, а затем удивляются обилию собственных проблем, списывая все на некую "сущность вещей", катаясь на пороховой бочке по канатной переправе.
То, что для первого мира теперь явилось назойливым жужжанием, для третьего стало настоящим титаном, который громко требует собственного крушения. Кажется, что «победа» капитализма укрепила некую незыблемость позиций наших врагов, но в самом деле их корни начинают опутывать сами себя. Тут и там выползают очевидные противоречия: преимущества автоматизации и её несопоставимость с капиталистическими стимулами производства, военная и технологическая мощь «бешеных собак» в лице государств-гегемонов, потрясающая размахом нищета и злоба миллиардов... даже ворчание мелкой буржуазии на отшибе вселенной — грыжа за грыжей твердят нам о том, что у велосипеда пора менять колесо.
Тех, кто успел схватить нынешнюю жизнь за облезлый хвост, должно пугать грядущее, отмеченное, без всяких сомнений, большими потрясениями, но реальность сегодня может сказать об одном — либо ты встанешь на сторону будущего, либо отвергнешь его. В любом случае их борьба останется неизбежной. Нам хотелось бы сказать, что каждый из нас мечтает о своем и наши мечты часто выходят за всякие рамки, а потому социализм — худший из вариантов нашего будущего, но вместе с тем, он совсем одинок. Единственной альтернативой может быть "нечто" апокалипсического толка, однако, делая глубокий вдох, мы можем положиться на общую разумность человека, взглянув на грядущее с надеждой.
Сегодняшний выбор пролегает не между пролетариатом и буржуазией, которые остаются лишь деталью огромного общественного механизма и в равной степени подлежат исчезновению при коммунизме. Сегодня мы стоим перед дверью невероятного будущего, которое своей грандиозной тенью закроет все былое и настоящее.
[1] См. Ф. Чуев «140 бесед с Молотовым».
[2] 40 лет КНР, М., 1989, с. 522; Энциклопедия нового Китая, М., 1989, с. 217
[3] Подробнее - В. Сарматов «Тезисы о большевистской партии XXI века http://compaper.info/?p=6331
Сарматов Виталий
Липатов Алексей
Голобиани Роман
Зиндун Мао
Всё бы хорошо, но вдруг, упали: всё-таки пролетариат и буржуазия - главное. А кто сказал, что революционность пролетариата - это знание им марксизма. революционность иное.
ОтветитьУдалить