За пару недель до начала войны он окончил школу, в сентябре поступил в знаменитый МИФЛИ – Московский институт философии, литературы и истории. Потом артиллерийское училище на Урале и фронт, где гвардии младший лейтенант Ильенков командовал гаубицей большой мощности Б-4 по прозвищу «Кувалда». Конец войны он встретил в Берлине. В звуках артобстрелов ему слышался финал вагнеровской «Гибели богов». Из фронтового письма к любимой девушке: «Эта феерия настолько чудовищно-величественна, что человеком, способным на проявление чувств, себя ощущать перестаешь… Чувствуешь себя частью этой разгоревшейся стихии, и на все остальное смотришь с какой-то внемировой точки зрения…»
По окончании аспирантуры МГУ в 1953-м Ильенков был принят на работу в Институт философии Академии наук СССР. Параллельно он преподавал философию Маркса в МГУ, на старших курсах, однако его преподавательская карьера продлилась недолго. Первым делом он высказал свой взгляд на предмет философии, и этот взгляд совсем не понравился его старшим коллегам.
Философия – это наука о мышлении, о законах и категориях познания мира, заявил Ильенков. Тем самым лишались права называться философами вожди советской философии и прочие писатели партийной «картины мира». Настоящая работа философа – мышление о мышлении, исследование «мира идей» и места, которое занимает в этом мире человеческое «я», «душа», личность. Из области философии удалялся весь исторический материализм – «истмат», повествовавший о классовой борьбе, революциях и диктатуре пролетариата. Марксистско-ленинская философия переставала быть «научным мировоззрением» и превращалась в науку Логики (это слово Ильенков любил писать с заглавной буквы).
Мог ли подобный взгляд прийтись по вкусу «философам» сталинского призыва – вершителям судеб наук, громивших генетиков и кибернетиков, лингвистов и психологов от имени «трудового пролетариата»? Ильенкова и его друга Валентина Коровикова попросили изложить свою позицию письменно для публичного обсуждения – что наивные молодые люди и поспешили сделать.
Дискуссия, по тогдашним обычаям, вылилась в коллективное избиение еретиков. «Ильенков и Коровиков тянут нас в область мышления», – восклицал декан философского факультета В.С. Молодцов. «Не бойтесь, вас туда не затянешь!» – выкрикнул кто-то из зала под общий смех. Студенты большей частью приняли сторону обвиняемых. В толпе горластых идеологов, «попов марксистского прихода», задумчиво-грустный Ильенков казался каким-то инопланетянином – пришельцем из «области мышления».
«В течение двух лет на семинарах Коровиков и Ильенков излагали свои неправильные взгляды среди студентов пятого и четвертого курсов, опровергали то, что в лекциях утверждалось профессорами… На факультете образовалась целая группа студентов и аспирантов, которые сами себя именуют “течением гносеологов”» (по-гречески «гносеология» значит «учение о познании»). Эти строки – из Отчета комиссии ЦК КПСС об итогах проверки философского факультета МГУ от 29 апреля 1955-го. За «извращение философии марксизма», попытки «ревизовать основы» и «дискутировать по недискуссионным вопросам» Ильенков и Коровиков были уволены.
Почти чудом Ильенкову удалось сохранить место в Институте философии. На нервной почве случилось обострение туберкулеза, заработанного во время войны. Дело дошло до аппарата искусственной вентиляции легких, Ильенков подписывался «Едвáльд»…
Незадолго до экзекуции, в январском номере «Вопросов философии» за 1955 год, увидела свет его первая статья – о научном методе познания «от абстрактного к конкретному», то есть от простейшего понятия о сущности вещи к развернутому пониманию ее строения и истории. Несколько месяцев спустя статья выходит на итальянском языке. Параллельно Ильенков пишет книгу на ту же тему. Итальянские марксисты выпросили у него рукопись, желая приступить к переводу еще до того, как она выйдет в оригинале, и отправили ее в миланское издательство «Фельтринелли»… вместе с «Доктором Живаго».
Разразился жуткий скандал. Ильенкова песочили на закрытых партсобраниях, обзывали «философским Пастернаком» и допытывались о связях с итальянцами. «Аполитичную книгу» заставили переделать практически целиком, сократив Гегеля и сугубо философские материи на треть, взамен добавив Ленина, критику буржуазных теорий и «теплое слово о социализме», как выразился директор Института философии академик Федосеев («фарисей из фарисеев, догматизма ржавый крюк, гроб общественных наук»).
Многострадальная книга Ильенкова увидела свет в 1960-м, а год спустя вышло-таки итальянское издание «Фельтринелли». Речь в ней шла не только о методе научного познания, но и о сущности человека, и о «ситуации отчуждения», когда живые личности превращаются в «рабов абстракции» – в винтики сверхличных машин рынка и государства. Правда, об этих вещах Ильенкову приходилось писать замысловатым гегелевским языком, недоступным для федосеевых.
Последняя глава книги посвящена категории противоречия. Умение «выносить напряжение противоречий» и находить им конкретные формы разрешения Ильенков считал индикатором культуры мышления, ума. Только глупцы закрывают глаза на реальные противоречия, при столкновении с противоречием впадают в прострацию или в истерику. Это относится и к формальным логикам, требующим запрета любых противоречий в теоретическом мышлении. Противоречия же бывают разными – умными либо глупыми, вырастающими из самой жизни либо из ошибок в рассуждениях. Научная теория и метод разрешения реальных, жизненных, объективных противоречий именуется «диалектической логикой».
Осевая категория этой Логики с большой буквы – идеальное. Как тело строится из клеток, так мышление состоит из идей. Идеи существуют не только в человеческих головах, но и в работе человеческих рук, и в созданных умными руками вещах. Эта разлитая вокруг идеальность зовется «культурой», и каждый из нас – ее живая частица. Приобщаясь к этой «идеальной реальности», биологическая особь рода Homo превращается в личность.
Во второй половине 60-х Ильенков втягивается в Загорский эксперимент со слепоглухими детьми. Он пытается разглядеть момент рождения личности в пока еще не человеческой, «натуральной» психике, воочию увидеть самое интересное в мире таинство – акт появления на свет человеческого «я». У слепоглухих этот процесс растянут во времени, а потому его легче разглядеть, словно в замедленном кинофильме.
Эксперимент показал, что человеческая личность рождается в процессе «делового общения», завязанного на предметы культуры. Воспитатель осторожно водит рукой слепоглухого ребенка, ослабляя свое руководящее усилие в той мере, в какой растет собственная активность ребенка. Так формируется личность.
Среди бумаг Ильенкова сохранились шесть страничек «Поэмы о ложке», описывающей «обыкновенное чудо»: трехлетняя слепоглухая девочка Рита учится есть суп ложкой. «Знаете, что происходит у вас на глазах? Таинство рождения человеческого Я. На ваших глазах умирает легенда о “пробуждении” человеческой души силой Слова. Рушится старинный евангельский тезис: “В начале было Слово, и Слово было Бог”. Здесь, как на ладони, видно, что в начале была… ложка».
К этому времени надежды на «отмирание государства» в СССР у Ильенкова окончательно рассеиваются. В письме другу, за полгода до танков в Праге, он так обрисовал ближайшее будущее «реального социализма»: «Наступает полоса тухлого безвременья, когда все те, кто мог бы что-то делать интересное, забираются в свои норы, а на свет опять выползает всякая нечисть, ничего не забывшая и ничему не научившаяся, только сделавшаяся еще злее и сволочнее, поскольку проголодалась… И валится все из рук, хочется махнуть рукой на всю эту философию несчастную и беспомощную и заняться чем-нибудь другим». Любимой книгой Ильенкова стал оруэлловский «1984»…
Почему захлебнулось коммунистическое движение? Как вышло, что государство-левиафан вновь смогло одолеть «прекрасный идеал»? Такова тема книги «Об идолах и идеалах» (1968), докладов «Машина и человек», «Маркс и западный мир» и иных текстов, не прошедших цензуру. Ответ Ильенкова, в переводе с отвлеченно-философского на простой русский язык, состоит в следующем.
Вопреки предсказанию Маркса, пролетарская революция ограничилась экономически и культурно отсталыми странами мира. По сути, революцию совершил человек докапиталистической формации. Как вскоре выяснилось, такой человек способен построить лишь казарму и ГУЛАГ. А дефицит культуры всегда порождает культы – поклонение какой-нибудь личности или партии, сливающейся в его глазах с государством. «Нет божества без убожества», – любил повторять Ильенков.
Коммунизм, как его понимал вслед за Марксом Ильенков, есть самодеятельность плюс солидарность. Строителем такого общества может стать только личность нового типа – человек, развитый интеллектуально и физически, в моральном и художественном отношении, способный легко переходить от одного вида деятельности к другому. Только такие, всесторонне развитые личности способны осуществить организацию самоуправления и не будут нуждаться в управлении собой «сверху», со стороны государства, и «снизу» – со стороны слепой стихии рынка.
И отсюда тоже проистекал интерес Ильенкова к Загорскому эксперименту, культурно-исторической психологии и педагогике. Именно эти науки, считал он, помогут сформировать гармоничную личность, которой по силам сбросить с себя иго машин отчуждения.
Сам Эвальд Ильенков был живым примером личности, развитой гармонически-универсально. Рядом с самодельными проигрывателем и магнитофоном в московской квартире философа стоял массивный токарный станок. В последние годы Ильенков увлекался переплетным делом. Острейшим переплетным ножом он воспользуется и для того, чтобы оборвать свою жизнь, сделавшуюся мучительно невыносимой из-за травли на работе, тяжелых хворей, да и самой атмосферы той гнилой эпохи – 21 марта 1979 года.
Комментариев нет:
Отправить комментарий