В конце 90-х годов в обществе по-прежнему преобладала та атмосфера, когда над коммунистическими идеями либо смеялись, либо считали их дикими. Я и сам повелся на эти смех и дикость. Образование в ВУЗе было пропитано вялотекущим, вязким антикоммунизмом. Профессора «старой гвардии» пытались как-то закамуфлировать свое мировоззрение, но быстро «прочитывались» неглубоким, но быстрым взглядом студента. Никому из них так и не удалось оказать того влияния, к которому они подспудно и тайно стремились.
«Источником» моего мировоззрения стали совсем не университетские профессора. Им стала моя школьная учительница. Имя ее вам ничего не скажет, поэтому здесь я ее буду называть просто «школьная учительница». Она преподавала у нас историю и обществознание.
После окончания школы мы сохранили с ней теплые отношения. Я входил в группу учеников, которые и после школы продолжали к ней периодически приходить, обсуждать разные проблемы. Постепенно кто-то откалывался от группы, приходил все реже и реже. Спустя два года из десяти человек осталось два-три. Групповые встречи становились все реже и реже. И я помню, как на одной из наших встреч она мне предложила: «Андрей, а давай с тобой будем изучать философию?» Будучи уже порядком побитым потребительской «культурой», я помню, как подумал: «Интересно, а сколько надо будет платить за занятие?». Я не задал этого вопроса, боясь обидеть учительницу. И правильно сделал. Это бы ее оскорбило.
После этого мы стали каждую неделю встречаться и проводить наши философские уроки. Наверное, она чувствовала мою зараженность антикоммунизмом, и в наших уроках не было ни намека на эту «дикую» и «смешную» идеологию. Были древнегреческие философы, начиная с Милетской школы, и все последующие крупные мыслители, каждый разбирался подробно. Перед каждым занятием она просила меня читать их труды, потому что для преподавателя «старой закалки» первоисточники были основой основ в изучении философии.
Я уже не помню, как мы заговорили о человечестве: наши беседы часто затрагивали смежные и актуальные темы. Во всяком случае, это был первый раз, когда мне предложили серьезно задуматься над понятием «человечество». Раньше я воспринимал человечество как механическую сумму индивидов и ни разу не задумывался о нем как о едином целом.
В каждом нашем философском разговоре были некие центральные для меня мысли, которые я внутренне выделял как особо важные, потом думал о них, пытался разобраться.
И вот в том разговоре о человечестве прозвучала новая для меня мысль. Я уже не помню, в каком контексте она была высказана учительницей, но саму формулировку я запомнил раз и навсегда:
«Андрей, а ведь перед человечеством сейчас стоит только одна реальная альтернатива: либо оно умрет, либо объединится и выживет. И объединиться оно может только на пути коммунизма. Собственно, коммунизм и есть объединение человечества».
Я ощутил порыв свежего ветра, как будто в тесной, забитой книгами комнате вдруг стало больше кислорода. Для меня такая постановка вопроса была действительно чем-то принципиально новым. В таком разрезе я об этом никогда не задумывался.
Я пришел домой и стал осмысливать сказанное. Есть тектонические сдвиги земной коры, а есть невидимое, медленное, но фундаментальное движение слагающих ее плит. Я впервые в жизни ощущал это фундаментальное и колоссальное движение в себе, в своем мышлении. Редко кому посчастливилось ощущать некие мысли физически, в буквальном смысле слова, чувствовать, как переформатируются нейронные связи в мозгу. Я испытал подобное ощущение трижды в жизни: когда читал первую главу «Капитала» Карла Маркса, когда читал книгу советского философа В. А. Вазюлина «Логика истории» и в тот первый раз – когда осмысливал явившуюся мне альтернативу. Я был много раз счастлив в своей жизни, но, пожалуй, самое глубокое и самое фундаментальное ощущение счастья было именно в эти три момента жизни.
Осмысливая эту мысль, я буквально физически ощущал, как происходило тотальное переформатирование моего мировоззрения. И не только его – самого пространства вокруг меня, пространства исторического и даже географического. По-другому стала представать вся история советского общества, как история великого порыва и прорыва в будущее, к объединённому человечеству. Другой стала мировая география – теперь в ней зияла «черная дыра» на месте СССР.
Что я получил от этого? Я получил нового себя. А еще в придачу я получил очень удобный и практичный критерий различения добра и зла. Теперь все, что «работало» на объединение человечества, стало добром, а все, что «работало» на смерть человечества, – злом. Раньше весь мир был серым и бесцветным. С новым критерием я получил возможность различать «цвета» поступков, исторических событий, личностей, политиков и прочая и прочая. С тех пор для меня все – люди, события, даже вещи -делится только на две группы: то, что прямо или косвенно связано с объединением человечества, и то, что связано с его смертью.
Кто-то скажет, что это романтизм и витание в эфемерных облаках. Не знаю, не знаю. Для меня нет ничего практичнее этой магистральной «дороги» человечества – пути его объединения. Даже собственные поступки я совершаю и оцениваю, предварительно согласовав и сопоставив их с этим критерием. Не скрою, оказаться на стороне добра получается не всегда, но я больше чем уверен, что равнодействующая всех моих мыслей и поступков в итоге склонится на ту сторону, на которой перспектива коммунистического объединения человечества.
Так я стал коммунистом. Если бы меня спросили, как можно определить коммуниста, то я бы ответил так – это тот, кто прямо или косвенно проводит жизненную линию, совпадающую с перспективой объединения человечества в единое согласованное целое. А что значит такое целое, которое советский философ В. А. Вазюлин называл органическим? Многим кажется, будто коммунизм – это утопия, идея «рая на «земле». Это далеко не так. В этом обществе будут свои противоречия, но это будут противоречия другого рода. Коммунизм – такая общественная целостность человечества, при которой противоречия «работают» на его развитие и совершенствование, а не на разрушение и гибель. Советский Союз был первым шагом в эту сторону, поэтому защищать и чтить память о советском опыте – это тоже значит быть коммунистом.
Такова моя личная история этой философской мысли.
Комментариев нет:
Отправить комментарий