Рустем Вахитов: Борода Маркса

Мало кто знает, что знаменитый фотоснимок Карла Маркса 1882 года, где ученый и революционер сидит с огромной кустистой бородой, так потом возмущавшей Герберта Уэллса, был сделан Марксом в Алжире перед походом к цирюльнику, который эту бороду сбрил. В письме к Энгельсу Маркс написал: «Чтоб угодить солнцу, я избавился от своей бороды пророка и от шевелюры, но я сфотографировался до того, как принести свои волосы в жертву на алтарь алжирского цирюльника» (Письмо Энгельсу от 28 апреля 1882)».

Можно ли себе представить огромное количество портретов Маркса в СССР, где он был бы изображен без бороды, а возможно, и без усов и даже без волос на голове? И нельзя ли предположить, что такой безбородый и безволосый образ Маркса оказал бы существенное влияние на развитие революции и социализма в СССР? Всякий, кто читал книгу Лосева о мифе и осознал, какую роль играет миф в жизни общества и отдельных людей, вероятно, согласится, что это не просто шуточное предположение (хотя элемент шутки в нем, разумеется, есть). Советская идеология коммунизма (равно как и любая другая политическая идеология), безусловно, в глубине своей не была лишена мифологичности и в этом мифе Карл Маркс был бородатым пророком – предтечей нового социалистического эона (забавно, что сам Маркс это интуитивно предчувствовал, в шутку назвав свою бороду бородой пророка в письме к другу). И совсем не случайно Уэллс хотел эту бороду «сбрить» хотя бы символически, назвав книгу «Обритие бороды Карла Маркса»; борода основоположника – мощный по воздействию символ, затрагивающий самую суть созданного и осмысленного им мифа. Борода означает не что иное как революционность, ведь она – признак естественности, а естественность в западном новоевропейском мифе равнозначна возвращению к доцивилизованному состоянию, то есть к войне всех против всех, к революции как хтоническому хаосу, из которого рождается новое структурированное общество.

В России же, где через тридцать с небольшим лет после смерти Маркса случилась революция, освященная его именем и образом, метафизика и мифология бороды имела еще и собственную национальную историю. После того как Петр Первый обязал всех госслужащих империи брить бороды и усы, ношение бороды всеми, кроме православных священников (в православии борода несет свою семиотику), стало знаком оппозиционности, нежелания служить этому государству и даже борьбы с ним. Все русские революционеры – от Лаврова до Чернышевского носили по возможности густые (впрочем, тут уж кому как повезло) бороды и усы. И когда на место посконному народничеству приходит западное революционное учение, то именно такое, основоположник которого также – обладатель огромной кустистой бороды.

Один из пользователей Живого журнала (насколько я понял, троцкист по убеждениям) остроумно заметил, что в споре между сторонниками и противниками «социализма в отдельно взятой стране», апологеты мировой революции были бородатыми, а противники – безбородыми (Троцкий носил бороду, хотя не такую патриархальную как Маркс, Сталин – брил бороду и носил лишь усы). Это и понятно: Сталин и его фракция в ВКП (б) воспринимали себя уже как служащих нового послереволюционного государства, а не как бунтарей-космополитов, курсирующих между городами и странами в надежде разжечь пожар революции хоть где-нибудь. И СССР для них был уже не плацдарм мирового пролетариата, а Россия, пусть новая, социалистическая, но в глубине сохранившая остов Петровской России, а то и Московской Руси (во всяком случае часты сравнения сталинской номенклатуры даже не с петровскими рангами чиновников, а с московским служилым дворянством).

Борода Николая 2-го и сановников поздней империи - знак смены идеологии. Ею с Алесандра 3-го становится русский национализм (именно тогда возник лозунг "Россия для русских"). Соответствующим образом изменяются наряды дам высшего света, появляется мода на "народных поэтов" (и юного Есенина водят по салонам), на "старцев из народа" (Распутин) и т.д.