Михаэль Шрайбман: Почему не так просто убить дракона?

В 1988 году на большой экран вышла кинолента "Убить дракона" - притча режиссёра Марка Захарова, созданная по мотивам пьесы Евгения Шварца «Дракон». Этот фильм стал культовым в позднем СССР и его быстро разобрали на цитаты.

Недавно знакомый востоковед Владимир Емельянов написал: 

"В киноленте "Убить Дракона" особенно хороша предпоследняя сцена. Один говорит Ланселоту (освободителю города от дракона): "Холодно с Вами". Другой: "Зима будет долгой". И надевает зимнюю шапку .Почему? Потому что правление Дракона (диктатура - прим.) гарантировало теплоту и прочность горизонтальных связей. Все люди были равны в своем статусе жертв и втайне жалели друг друга ("чтоб тайная струя страданья согрела холод бытия"). Холод был вовне и порождал в людях тепло. Пришел Ланселот, и разъединил людей. Отныне каждый может собой распоряжаться. А это и есть холод. Свобода - это зима. В этом проблема! Зиму внутри люди долго не выдерживают. Поэтому ищут нового Дракона".

Такова весьма распространенная точка зрения, с которой согласятся как многие либералы (сторонники рынка и приватизаций), так и многие этатисты (сторонники мощного государства, контролирующего общество). Единственная проблема этого взгляда в том, то он является ошибочным.

Эффект диктатуры (по крайней мере тоталитарной диктатуры, когда авторитарный бюрократический аппарат контролирует не только решение политических и административных вопросов, но и идеологию, и экономику), - эффект, отмеченный исследователями, прямо противоположный. Андрей Ланьков, один из ведущих современных специалистов по Восточной Азии, указывает на то, что северные корейцы куда более атомизированы и конкурентно ориентированы, чем южные. Им труднее договариваться друг с другом о чем-либо, и они куда чаще вступают в конфликты.

Казалось бы, должно быть наоборот. Ведь у северян коллективизм - официальная идеология. Все должны объединиться и совместно работать, исполняя государственные планы. Или (как в приведенной выше цитате) люди должны жалеть друг друга как жертв. Увы, на практике террористическое государство прерывает и разрушает горизонтальные связи между индивидами. ("Мы живем под собою не чуя страны, наши речи на 10 шагов не слышны", как в стихотворении Осипа Мандельштама). Итог - растущая атомизация. 

Люди боятся говорить друг с другом откровенно, так как опасаются доноса. Невозможно создать независимую инициативу, защищающую права работников на предприятии, права жильцов в своем районе, нельзя выпускать собственную небольшую газету. Все это становится опасно. Конечно, еще остается надежда - в больнице или в тюремной очереди люди могут испытать чувство солидарности. Но почти все навыки горизонтальной добровольной самоорганизации утрачены. 

Принудительный вертикальный коллективизм государства ведет к индивидуализму, к растущей неспособности людей к братским, горизонтальным отношениям. Бюрократия замыкает на себя все общественные связи, хотя, разумеется, какие-то дружеские и родственные связи все равно сохраняются. Хочешь чего-либо добиться - заручись поддержкой руководства, чиновника: пиши жалобы на соседей, врубающих громкую музыку по ночам, или попытайся убедить начальника в своих достоинствах и квалификации, чтобы он дал тебе повышение.

Сказанное не означает, что в обществе нет других атомизирующих сил, способных разделять людей. Они тоже существуют. Когда тотальное государство обваливается (полностью или частично), его чиновники начинают быстро приватизировать куски собственности, торговать или даже создавать СП с иностранными дельцами. Общество накрывает новая волна атомизации - рыночно-конкурентной - теперь каждый сам за себя. Кажется, государство отпустило всех на волю... точнее на мороз, предварительно сняв с людей штаны, подобно приватизаторам 1990-х, уволивших миллионы работников. Выживайте, как хотите, конкурируйте меду собой за сжимающиеся ресурсы, за рабочие места... и да, можете при этом болтать о чем угодно - всем плевать. После припадка такой "свободы" (на практике она стала к тому же формой зависимости большинства от мириад местных мафий) многие захотели прежней диктатуры: там хотя бы имелся хоть какой-то порядок; зарплату - часто скудную - все же платили регулярно. 

То, что с точки зрения либералов является свободой, имеет так же мало общего со свободой, как тоталитарное государство - с коллективизмом.

В антиутопии Карин Бойе "Каллокаин" как тоталитарный строй обвиняют именно и прежде всего в том, о чем пишет Ланьков: в анти-коллективизме, разрушении солидарности между людьми. Эта критика тоталитаризма сторонниками трудового самоуправления (антиавторитарного социализма или коммунизма рабочих советов) совершенно не похожа на критику либералов. 

К сожалению, процесс социальной атомизации очень сложно обратить вспять. Как это сделать?

Единственное место, где это можно сделать - мир самоуправляющихся человеческих общин - от собрания жителей, борющегося против разрушения парка или регулярных собраний работников, контролирующих фабрику (с выборным Советом, осуществляющим оперативное управление, чьих делегатов можно переизбрать в любой момент, если они начнут действовать против воли коллектива), до некоторых израильских кибуцев или современных германских коммун, где коллективы сообща владеют средствами производства и жильем. 

Этот мир чем-то напоминает Афины с их властью народного собрания, только он очищен от позорного рабовладения и от неравенства мужчин и женщин. Личность не скованна страхом и террором, ее воля не разрушена бюрократией, она может выражать себя, спорить, заключать союзы и предлагать коллективу свои проекты. Но она выражает себя, прежде всего, через общее, формируя сообщество с помощью силы слова, силы идеи, к которой она привлекает внимание других. 

Согласно определению историка Игоря Сурикова, это - логос-в-полисе, человеческая вселенная, в которой личность растет вместе с массой, вовлекая в свои планы других с помощью слова. В Афинах она формировалась несколько столетий, пока демос - преимущественно трудящийся народ города и села - упорно боролся с олигархами за право управлять городом с помощь народных собраний, выковывая таким способом навыки солидарности и самоуправления. 

В древней Греции из 600 полисов примерно в 300 более-менее достоверно функционировала прямая демократия на протяжении 1-2 столетий. Таково, по крайней мере, мнение ряда выдающихся специалистов, от Лурье до Сурикова. Демагоги могут присутствовать и привести коллективы к ужасным результатам и сворачиванию свободы, но они могут так же сдерживаться активностью многочисленных дискутирующих группировок активистов и широкой низовой активностью. Мне известны успешные самоуправляющиеся коллективы, коммуны с общей собственностью, где происходит то же самое. Согласно исследованиям бушменов и некоторых других первобытных племен охотников и собирателей, в их общинах слабая иерархия и горизонтальные отношения преобладают, 50-тысячная общность бушменов "!кунг" (если я правильно ее называю) в пустыне Калахари, представляет собой горизонтальную сеть небольших самоуправляющихся общин, прошитых системами взаимопомощи, родственными и дружескими связями. Эти примеры показывают, что при самых разных системах производства и культуры неиерархическое общество самоуправления вполне возможно.

В своих работах "О революции" и "Vita aсtiva" один из крупнейших философов 20 столетия, Ханна Арендт прямо противопоставляет идею возрожденного греческого полиса атомизирующей общество власти бюрократии (как бюрократии современного государства, так и менеджменту корпораций).

В Афинах 30-40 тысячный гражданский коллектив более-менее достоверно управлял решением сложнейших политических и экономических вопросов на протяжении столетия. А согласно некоторым современным исследованиям, кооперативы действуют во всех сферах производства, включая высокие технологии, и при том порой весьма успешно. Но да, это сложно. Кто бы спорил. Именно поэтому мир свободы пока не сформировался и подавляющее большинство людей живут под властью тирании и олигархии по всей планете. Даже современные демократии вроде США - это блеф и обман, фасад, за которым стоят чиновники и корпорации. Но никто и не говорит, что такие задачи решаются легко.

Когда во время Кронштадтского восстания 1921 года Временный революционный Комитет (ВРК) принимал свои решения, он по всем ключевым вопросам советовался с собраниями городских секций и командами военных кораблей (но, естественно, не по оперативным вопросам, и вряд ли согласовывали с собраниями секций ход работы артиллерии или детали военных операций). Кронштадт 1921 года или Будапешт 1956 года  - это подлинное восстание шудр против правящих каст, когда низы - в отличие от демагогии большевиков - действительно пытаются управлять своей жизнью через системы советов и народных собраний. А это - невероятно сложно. Откуда у людей, которые всю жизнь исполняли чьи-то указания, крутейшие навыки управления сложными процессами? Они могут сформироваться только в процессе борьбы. Отсюда всевозможные ошибки, просчеты и глупости. Но иначе и не будет. С другой стороны, если отказаться от логики последовательного народовластия, согласно которой обычные люди имеют право управлять обществом, производством, политикой, то тогда единственный разумный порядок - абсолютная монархия. У нас есть царь, который является профессиональным управленцем, у него есть мудрые советники, они и должны решать, а простецы всякие, булочники, токари и студенты не должны мешать. "А то придумали какие-то выборы...".

Мир трудового самоуправления не лишен противоречий и конфликтов, он далеко не идеален, но он - лучший из миров, открытых человечеством, поскольку несет в себе одновременно личную свободу и тепло межличностной солидарности.

Этот мир ненавистен либералам, поскольку он отрицает конкуренцию и наемный труд, и он ненавистен крепким государственникам (этатистам), поскольку отвергает бюрократический аппарат государства. Он так и остался невидим для режиссера киноленты "Убить Дракона", Марка Захарова.