Есть у меня есть родня в Мексике. Они там поселились еще до Русской революции. Один мальчик, мой кузен — уроженец Мексики с испанской фамилией типа Лопес был принят на должность в одном из престижных американских университетов по программе «исправляющей дискриминации» — для гендерных и расовых меньшинств, как мексиканец.
Поработал он там полгода, пока его еврейство не вычислила офицер по диверсификации (равной представленности меньшинств). Есть такая должность. То есть, 80% преподавательского состава в одном из самых либеральных университетов — почасовики безо всяких прав, без отпускных и больничных. Зато целые департаменты офицеров по «равенству и диверсификации» там на полной ставке.
Офицерша мальчика с позором изгнала из университета. Это как раз то, что нацисты делали с евреями в 1930-х годах в Германии. Вычисляли еврейство и изгоняли из университетов, с госслужбы и т.д. Эти места были только для арийцев, которых официальная политика считала «обиженными еврейским засильем».
Историк Норман Кантор пишет, что в самом еврейском вузе США, в Колумбийском университете, процент евреев в преподавательском составе из-за «исправляющей дискриминации» снизился с 35% в 60-х годах до менее чем 15%. Похожая картина даже в Барух Колледж, созданном в 1919 г. как убежище для еврейских студентов и профессоров, которых не брали на работу из-за антисемитизма.
Эта история окончательно определила мое отношение к так называемым политикам идентификации, и стала моей лакмусовой бумажкой практического внедрения «гендерного и расового равенства» при свободнорыночном корпоративном капитализме. Там, где есть «исправляющая дискриминация» для афроамериканца, «мизрахи», «эфиопа» или женщины, там всегда есть бедный парень из «большинства», для которого это — расовая или гендерная дискриминация. Именно бедный, потому что богатые не платят за «исправляющую дискриминацию». Им достаточно сделать пару звонков, чтобы получить для себя и своих детей все, что пожелают.
Я опросил для этой заметки своих друзей, сотрудников московских вузов и правозащитных организаций. Оказалось, по-русски даже нет понятия «политики идентификации», как называют подобные гендерные и расовые политики. Без борьбы за социальную справедливость они превращаются в верное орудие классовой войны бюрократической корпоративной олигархии против всех остальных.
Среди других отрицательных следствий "политик идентификации" - создание класса выдвиженцев, уверенных, что им положено больше других, потому, что их выдвинули. Они же обеспечивают покорность в своих общинах. Так создается не только аппарат для внедрения политик идентификации, но и этнические и гендерные политические классы. Отсюда, в частности, политики вроде Мири Регев, Фаины Киршенбаум, Елены Мизулиной и Ирины Фарион. Отсюда "черный политический класс" в США и израильский "клаф эдати" (этническая игральная карта) - профессиональные борцы за "чего изволите".
Разумеется, гендерные и расовые проблемы существуют, и за их решение надо бороться. Борьба за гражданские права женщин и меньшинств — дело благородное. Вот только вспоминается Черномырдин с пресловутым «хотели как лучше, а получилось как всегда». Современный капитализм, согласно замечательной метафоре Марка Фишера, как «Нечто» из фильма Джона Карпентера, - жуткий монстр, способный поддерживать свой метаболизм в чем угодно и абсорбировать все, с чем он соприкасается.
Поработал он там полгода, пока его еврейство не вычислила офицер по диверсификации (равной представленности меньшинств). Есть такая должность. То есть, 80% преподавательского состава в одном из самых либеральных университетов — почасовики безо всяких прав, без отпускных и больничных. Зато целые департаменты офицеров по «равенству и диверсификации» там на полной ставке.
Офицерша мальчика с позором изгнала из университета. Это как раз то, что нацисты делали с евреями в 1930-х годах в Германии. Вычисляли еврейство и изгоняли из университетов, с госслужбы и т.д. Эти места были только для арийцев, которых официальная политика считала «обиженными еврейским засильем».
Историк Норман Кантор пишет, что в самом еврейском вузе США, в Колумбийском университете, процент евреев в преподавательском составе из-за «исправляющей дискриминации» снизился с 35% в 60-х годах до менее чем 15%. Похожая картина даже в Барух Колледж, созданном в 1919 г. как убежище для еврейских студентов и профессоров, которых не брали на работу из-за антисемитизма.
Эта история окончательно определила мое отношение к так называемым политикам идентификации, и стала моей лакмусовой бумажкой практического внедрения «гендерного и расового равенства» при свободнорыночном корпоративном капитализме. Там, где есть «исправляющая дискриминация» для афроамериканца, «мизрахи», «эфиопа» или женщины, там всегда есть бедный парень из «большинства», для которого это — расовая или гендерная дискриминация. Именно бедный, потому что богатые не платят за «исправляющую дискриминацию». Им достаточно сделать пару звонков, чтобы получить для себя и своих детей все, что пожелают.
Я опросил для этой заметки своих друзей, сотрудников московских вузов и правозащитных организаций. Оказалось, по-русски даже нет понятия «политики идентификации», как называют подобные гендерные и расовые политики. Без борьбы за социальную справедливость они превращаются в верное орудие классовой войны бюрократической корпоративной олигархии против всех остальных.
Среди других отрицательных следствий "политик идентификации" - создание класса выдвиженцев, уверенных, что им положено больше других, потому, что их выдвинули. Они же обеспечивают покорность в своих общинах. Так создается не только аппарат для внедрения политик идентификации, но и этнические и гендерные политические классы. Отсюда, в частности, политики вроде Мири Регев, Фаины Киршенбаум, Елены Мизулиной и Ирины Фарион. Отсюда "черный политический класс" в США и израильский "клаф эдати" (этническая игральная карта) - профессиональные борцы за "чего изволите".
Разумеется, гендерные и расовые проблемы существуют, и за их решение надо бороться. Борьба за гражданские права женщин и меньшинств — дело благородное. Вот только вспоминается Черномырдин с пресловутым «хотели как лучше, а получилось как всегда». Современный капитализм, согласно замечательной метафоре Марка Фишера, как «Нечто» из фильма Джона Карпентера, - жуткий монстр, способный поддерживать свой метаболизм в чем угодно и абсорбировать все, с чем он соприкасается.
Комментариев нет:
Отправить комментарий