— Что мы должны понимать под черным марксизмом?
Черный марксизм — это концепция, которая отсылает к марксистским размышлениям, сделанным на основе историко-социального опыта населения, относящегося к категории «черных» в капиталистической системе. Это эпистемологическая концепция. Если мы подумаем об этом историко-социальном опыте с марксистской точки зрения, мы должны обратиться к фундаментальным проблемам, таким как связь между расами и классами, рабство, плантационная экономика и т. Д. Эти типы размышлений в основном осуществляются интеллектуалами, отнесенными к категории «черных», поскольку они переживают это на собственном опыте и имеют непосредственную материальную потребность думать о разрешении угнетения и притеснений, от которых они страдают. Хотя есть и некоторые интеллектуалы, относящиеся к категории «белых», которые внесли интересные исследования в этом отношении.
— И что он пытается сказать, когда утверждает, что черный марксизм есть «калибанизация» марксизма?
«Калибанизация» марксизма относится к критическому восприятию и переработке марксистской традиции, в данном случае исходя из историко-социального опыта населения, относящегося к категории «черных» в капиталистической системе. Слово происходит от «Калибан», персонажа из пьесы «Буря»Шекспира, чье имя представляет собой комбинацию слов «Карибский бассейн» и «каннибал». Калибан — сын женщины из Алжира, которая, будучи беременной, была изгнана на необитаемый остров по обвинению в том, что она ведьма. Вскоре после рождения Калибана персонаж по имени Просперо, законный герцог Миланский, изгнанный в результате политических интриг, потерпел кораблекрушение на острове, и оказался на этом необитаемом острове вместе со своей дочерью и слугами. Обосновавшись на острове, Просперо порабощает Калибана и Сикоракс — его мать. Сикоракс вскоре умирает, и Просперо воспитывает Калибана в рабстве. В конце концов, Калибан восстает против Просперо, обвиняет его в убийстве своей матери и жестоком обращении с ним. В своем упреке Калибан предупреждает, что он может проклинать только на языке своего похитителя, поскольку он не знает и не помнит свой оригинальный язык, язык своей матери. История этого персонажа была восстановлена как метафора афро-карибской и латиноамериканской критической мысли середины 20 века. Такие авторы, как Джордж Ламминг, Эме Сезер и Роберто Фернандес Ретамар идентифицировали идею востания Калибана против Просперо как метафору антиколониального восстания в Карибском бассейне и Латинской Америке, — ведь сопротивляющиеся угнетения и восставшии рабы и порабощенные народы используют языки и концепции тех, кто их колонизировал.
Марксизм, являясь результатом критического мышления, также исходит из историко-социального опыта того западного общества, которое колонизировало эти территории. «Калибанизация марксизма» — это способ использовать метафору Калибана, следуя традиции афро-карибской и латиноамериканской критической мысли, — для обозначения подрывного и резистентного использования западного мышления. Эме Сезэр и Роберто Фернандес Ретамар определили Калибана как метафору антиколониального восстания в Карибском бассейне и Латинской Америке.
Эпистемологическая перспектива черного марксизма — исторический материализм. Хотя существут критика определенных евроцентрических позиций, которые представлены в большинстве исследований этой традиции. Следовательно, здесь нет монолитной историко-политической перспективы: можно сказать, что это понятие гносеологическое. Внутри черного марксизма мы находим множество политических позиций, включая ленинские, троцкистские, сталинистские, маоистские, автономистские, панафриканистские, национал-популистские и т. д.
Что объединяет тех из нас, кто вписывается в эту концепцию «черного марксизма»? Прежде всего то, что мы способны осмыслять историко-социальный опыт населения, относимого к категории «черных» в капиталистической системе с позиций открытого и неортодоксального марксизма Это аналитическая перспектива, которая не обязательно должна совпадать с одним и тем же политическим направлением, перспективой.
— Кстати, а кто придумал эту категорию? Используете ли вы её в том же смысле?
Термин «черный марксизм» использовался с начала 20-го века в различных кругах боевого народного сопротивления для обозначения марксистов, относящих себя к категории «черных», которые считают свой историко-социальный опыт марксистским. Но, как аналитическая категория, впервые он был введен афроамериканским мыслителем Седриком Робинсоном в 1980-х гг., в работе под названием «Черный марксизм: становление черной радикальной традиции». В ней С. Робинсон говорит о существовании «радикальной черной традиции», имея в виду разнообразный историко-социальный спектр критической мысли и радикально-политической освободительной борьбы населения, которое в капиталистической системе считается «черным». В рамках этой традиции проявляются антирабовладельческие и антиколониальные направления и битвы. Пробуждающееся сопротивление угнетённого социально-этнического слоя населения в XVI века столкнулось с теми капиталистическими колониальными реалиями, которые их окружали, и осознали их тесную связь с расовым вопросом. Для Робинсона «черный марксизм» занимал важное место в этой традиции, именно оттуда исходят такие его аналитические концепции для объяснения тесной связи между капитализмом и расизмом, как «внутренний колониализм», «мир-система» или «расовый капитализм». Они подчеркивают, что капитализм во всей его сложности нельзя понять в том числе без понимания расового измерения. Я считаю себя последователем идей и концепций Седрика Робинсона, которые позже были продолжены другими авторами, такими, как Энтони Богес, Анджела Дэвис, Рут Гилмор и т.д. В своём рассмотрении капитализма они также исходят из того, что сопротивление капитализму нельзя понять без понимания его расового измерения.
— Хочу задать Вам вопрос — о подзаголовке эссе С. Робинсона: «Деколонизирующая мысль англоязычных стран Карибского бассейна». Что следует понимать под деколонизирующим мышлением? Когда происходит деколонизация мысли?
Деколонизирующее мышление занимается анализом колониализма, — с целью борьбы с ним и устранения его. Эта задача включает в себя антиколониальные задачи, направленные на противодействие колониализму, — а приставка «de» также позволяет нам относиться к этой задаче как к процессу высказываний, осмыслению данного явления, а не только как к отрицанию или реакции. Это — процесс, в задаче ликвидации колониализма, который во всех его измерениях развивает основы своей собственной резистентной мысли. Однако не следует его путать с этноцентризмом. Колониальные процессы оставляют на территориях, которые они затронули исторически, те наследства, которые невозможно стереть полностью, — ведь историю нельзя отрицать. Однако можно начать все с чистого листа, поскольку многие из этих колониальных наследий уже составляют историю субъектов, которые имеют опыт и желание пройти процесс деколонизации до конца.
Возвращаясь к метафоре Калибана, хочу отметить, что речь идет о создании независимой собственной мысли, и — этот процесс может использовать категории и языки, типичные для колониальной культуры, но переработанные своим собственным резистентным и деколонизирующим образом. Таким образом, черный марксизм является деколониальным марксизмом, поскольку он имеет дело с задачей анализа и устранения колониализма и освобождения черных народов, и в то же время — приводит к деколонизации некоторых евроцентричных элементов, типичные для ортодоксальных марксистских взглядов, — такие, как линейное и телеологическое видение истории, презрение к крестьянству и революционным возможностям периферийных обществ.
— Вы говорите о том, что, хотя они и связаны, понятие, которое мы комментируем, не следует путать с постколониальными и деколониальными парадигмами, которые возникли в академической среде с 1990-х годов. В чем их основные отличия?
Мышление о деколонизации так же старо и разнообразно, как и существующая борьба за деколонизацию, поскольку это мысль возникает в процессе борьбы и является частью этой борьбы. Что касается капитализма и его колониальной экспансии, которые начинаются в ХVI в, — осмысление их и предложение постколониальной и деколониальной парадигмы последних десятилетий вбирают в себя элементы некоторых традиций деколонизирующей мысли, предлагая их фундаментальную академическую систематизацию. Это — в общих чертах. Хотя очевидно, что существовало деколонизирующее мышление, связанное с академической средой, а также современное постколониальное и деколониальное мышление, связанное с социальной борьбой в процессе деколонизации. Я считаю, что главное в их понимании состоит в том, чтобы увидеть, откуда берется каждая традиция и какова ее фундаментальная основа.
— Какие страны и территории будут охватывать англо-говорящие страны Карибского бассейна в настоящее время? Каково происхождение его жителей? Все ли страны сегодня независимы?
Спасибо за вопрос. Это очень важно. Здесь мне нужно подробнее остановиться на недостатке знаний, который существует в контексте этого вопроса. Англоязычный Карибский бассейн — это территория Карибского моря, исторически связанная с британским империализмом. Мы мало знаем об этом регионе в нашем контексте, и это во многих случаях приводит к стереотипам. В целом, этот регион вызывает в обыденном восприятии спортивные, туристические, музыкальные и финансовые ассоциативные ряды: певица Рихана с Барбадоса, Боб Марли с Ямайки, брокер Усэйн Болт с Ямайки, туристические круизы с Виргинских островов. Это наш образ региона, глубоко колониальный образ территории, где можно загорать и плавать на яхте, потреблять проституцию (особенно женскую и расовую, но также расовую мужскую), курить марихуану и танцевать регги, а также — пользоваться экономическими выгодами в контексте существования налоговых убежищ от незаконной деятельности. Поэтому представление и познание того, что отсюда происходят социальные мыслители очень высокого уровня, которые объясняют фундаментальные вопросы, исходя из своих реалий, осознающие капиталистическую систему на глобальном уровне, — дают нам знания универсального значения. Это то, что является малоизвестным. Что касается территорий … В настоящее время этот регион состоит из тех, й, большинство которых уже являются независимыми странами — Ямайка, Тринидад и Тобаго, Барбадос, Гайана, Гренада, Багамы, Доминика, Сент-Винсент и Гренадины, Сент-Люсия, Антигуа и Барбуда, Белиз и Киттс и Ньевес. К ним можно отнести также и другие — которые и по сей день остаются «британскими заморскими территориями», входящие в международный список неавтономных территорий, на которые распространяется мандат ООН на деколонизацию. Это — Бермудские острова, Ангилья, Виргинские острова, Каймановы острова, Монтсеррат, Турки и Острова Кайкос. Исторические исследования показывают, что на этих территориях проживало население араваков и таино, которое было истреблено в процессе европейской колонизации — абсолютного геноцида. Но погибли отнюдь не все их представители. Истреблены? Возможно, Вы немного преувеличиваете в использовании этого прилагательного?
Британский колониализм навязал этому региону жесткую экономическую, политическую и социальную систему, основанную на структуре плантаций, последствия которой сохраняются и по сей день. В этих странах проживают от 80% до 90% чернокожего населения, в основном — потомков рабовладельческого населения, которые сосуществуют с небольшой долей белого населения, — потомков плантаторов, землевладельцев и ремесленников, — выходцев из других британских азиатских колоний. Особенно из Индии, — сейчас там живут потомки так называемых «наемных слуг», прибывших на эти территории в в 19 веке, когда рабство было отменено, в результате чего на плантациях не хватало рабочей силы. Прибывшие индийцы оказались там в условиях «рабства по контракту».
— Вы проводите различие между indigenismo и indianismo. В чем их основные отличия?
Индианизм — это революционное и антиколониальное теоретико-политическое течение, возникшее в Андском регионе в середине 20 века, вдохновляющее многие социальные движения в Латинской Америке. Это — радикальное движение противостояния колониальной капиталистической структуре, в которое включены общины коренных народов. Они противопоставляют свои традициям коренных народов, организованным после Конгресса Пацукуаро в 1940 г., — колониальным капиталистическим традициям в русле государственного патерналистского течения, цель которого состояла в том, чтобы контролировать общины и движения коренных народов посредством «политики модернизации». Основное отличие между понятиями indigenismo и indianismo состоит в том, что индианизм постулирует борьбу коренных народов против капитализма и колониализма, — как фундаментальный элемент освобождения этих народов.
— А есть ли теоретические отличия?
Существуют также теоретические различия: в Indianismo анализируется расовое измерение капитализма, в то время как в indigenismo больший упор делается на этнокультурную изоляцию. В книге я упоминаю индианство в предисловии, потому что я познакомился с радикальной черной традицией через это течение. Во время поездки в Боливию от групп индианистов я узнал о том, что в своём движении они были вдохновлены черными марксистами. Например, теоретик — индеец аймара Фаусто Рейнага в 1960-х ввел в политические дебаты в Андском регионе мысли таких авторов, как Франц Фанон и Стокли Кармайкл, что показывает связи англоязычного и испаноязычного посколониального Юга в критическом мышлении, а не только Севера-Юга, как это часто утверждается в академических кругах.
— Отрицая существование биологических рас, вы утверждаете, что расы существуют в виде социальных конструкций, причем — задолго до XIX века. Это — социальные конструкции, организующие сверхэксплуатационный труд. Социальная конструкция без реальной основы? Что отличает сверхэксплуатационный труд от эксплуатируемого рабочего?
Расы — это социальная конструкция, имеющая вполне реальную основу: разделение труда по расистским критериям. Почему именно так была организована работа на заре капитализма? Тринидадский интеллектуал Эрик Уильямс, которого мы подробно разбираем в книге, очень хорошо объясняет это: причина — в чистом прагматизме. Для возникающих с появлением новых производительных сил капиталистических отношений, для представителей угнетающего класса это было самое легкое, — то, что было под рукой. Расовое разделение труда берет свое начало в поисках большей эффективности в производстве и распределении товаров, развивающегося в процессе начального накопления капитала. Разделение рабочего класса по цвету кожи для увеличения эффективности в производстве и распределении товаров являлось очень эффективным, поскольку человеку очень трудно избежать сегрегации по цвету кожи. Существуют и другие расовые маркеры, но цвет кожи исторически был одним из самых фундаментальных. Ситуация сверхэксплуатации чернокожего населения с течением времени порождала представления об их предполагаемой неполноценности, — поскольку продолжающееся жестокое обращение с ними должно было быть каким-то образом оправдано. Так возникла псевдонаучная идеалистическая расистская идеология 19-го века, которая оправдывала сверхэксплуатацию определенных человеческих групп предполагаемыми естественными, и даже метафизическими законами. Но этой идеологии предшествовали столетия сверхэксплуатации и разделения труда по расистским критериям, которые действовали с XVI века и были тесно связаны с подъемом капитализма.
— То, что вы только что описали, является образцом очень исторического и очень материалистического видения.
Да, взгляд на происхождение и значение расизма в корпусе знаний черного марксизма — очень исторический и очень материалистический. Расизм понимается здесь как нечто структурное, и по своей сути изначально принадлежащее капитализму. Следуя великому эксперту по этим дебатам, афро-пуэрториканскому мыслителю и социальному активисту Эдуардо Бонилья-Силва, — подобная точка зрения противостоит гегемонистским идеалистическим подходам к этому вопросу, которые утверждают, что расизм — это идея, возникшая в 19 веке в буржуазных элитах, чтобы увековечить свою гегемонию и разделить рабочий класс, как это, в частности, предполагал Мишель Фуко. Идеалистические подходы, в которых делается «онтологизирующий» акцент на том, что означает расизм, распространены в постмодернистской мысли. Хотя мы также находим его в «ортодоксальных» версиях марксизма, которые считают расизм не структурным, а только «надструктурным». Это имеет важные практические последствия. Если вы считаете, что расизм по сути своей является идеей или идеологией, которая только во вторую очередь имеет материальные последствия, тогда антирасистская борьба должна происходить в основном на уровне идей, — морали, этики, мира средств массовой информации, образования, обычаев. И, якобы, при изменении их, — исчезнет и материальная, расовая дискриминация. Но если вы, подобно черным марксистам, думаете, что расизм в основе своей является проблемой, коренящейся в структуре эксплуатации, тогда антирасистская борьба должна будет происходить в основном в процессах, которые ее порождают, — расовое разделение труда, дискриминационные системы доступа к земле и т. д.
— Что касается разницы между эксплуатацией и сверхэксплуатацией …
Разницу между сверхэксплуатацией и эксплуатацией подхватил Руй Мауро Марини, выдающийся последовательный марксист из Бразилии. Для него сверхэксплуатация является основой зависимости и характерной чертой большинства работ в периферийных обществах. По Р. М. Марини, она основана на двух фундаментальных вопросах: расширении эксплуатации с точки зрения интенсивности и времени работы, т.е. того, что в марксистском понимании называется «абсолютной прибавочной стоимостью»; вознаграждении за труд ниже воспроизводственной ценности рабочей силы. То есть, независимо от того, сколько вы работаете, вы будете зарабатывать меньше, чем вам необходимо для выживания, — что приводит к возникновению высокой доли неформальной натуральной экономики в периферийных обществах. Я обращаюсь к этим вопросам в книге в связи с диалектико- материалистическиим пониманием расизма. Подавляющее большинство сверхэксплуатируемой работы в мире связано с расовой дискриминацией населения. Расизм — главное оправдание и неотъемлемая часть сверхэксплуатации.
С другой стороны, простая эксплуатация без приставки «сверх» — это то, что характеризует большую часть труда в центральных обществах, где уровень эксплуатации более тесно связан с вопросом относительной прибавочной стоимости, а стоимость рабочей силы обычно не ниже затрат на ее воспроизводство. Как правило, от эксплуатации страдает рабочий класс, считающийся «белым» в так называемых странах «первого мира». Важным моментом является то, что черный марксизм показывает нам, что сверхэксплуатация полностью сочетается с эксплуатацией в цикле накопления Капитала в глобальном масштабе. Сверхэксплуатация рабочей силы на периферии способствует развитию производительных сил центральных стран за счет, в основном, производства сырья с низкими затратами. Это позволяет проводить специализацию и производственную диверсификацию центральных стран, получая возможность извлекать относительную прибавочную стоимость труда без необходимости увеличения интенсивности и времени работы или снижения стоимости рабочей силы ниже стоимости ее воспроизводства, что позволяет увеличить темпы социального спокойствия и возможность относительного поощрения потребления рабочих. То есть: рабочий класс «первого мира», прежде всего белый. Он эксплуатируется только благодаря сверхэксплуатации труда рабочего класса «третьего мира», в первую очередь небелого. Это также допускает разделение труда на глобальном уровне, которое устанавливает материальные различия внутри рабочего класса, что препятствует антикапиталистическим действиям, координируемым различными объективными материальными интересами, возникающими в каждом секторе. Вот почему черные марксисты, — например, тринидадский исследователь Оливер Кокс, отец теории миросистем (вопрос, признанный самим Валлерстайном), чью работу мы тщательно исследуем в книге, — предполагают, что антикапиталистическая революция будет объективно исходить из периферийных обществ, поскольку белый рабочий класс центральных обществ зачастую является реакционным в глобальном масштабе, а — а долгое время его формировали так, чтобы он защищал свою привилегии, и по сути — сомнительную привилегию являться явно эксплуатируемым только на фоне всеобщей сверхэксплуатации труда в странах периферии.
Это знаменует собой решительный поворот от ортодоксальных марксистских теорий, главная особенность которых — постулирование того, что революция будет исходить от центральных обществ, у которых более развиты производительные силы.
— Вы также утверждаете в своей книге, что, в отличие от того, что происходит с мыслителями, стоящими у истоков философской мысли, такими, как Платон, Аристотель, Кант или Гегель, у авторов Третьего мира обычно используется небольшая оговорка, в которой они склонны полностью отрицать их. Оливер Кокс, например, считает, что гордость, подчинение и отрицание — это отношения, носителями которых являются большинство евроцентричных людей, не важно, европейцев или нет, — являющихся носителями данного типа научной парадигмы. По Вашему, кто более склонен оперировать подобного вида неравными? Если На ваш взгляд, то евроцентризм все еще широко распространен среди европейской или североамериканской интеллигенции?
Евроцентризм — глобальная проблема. Он исторически укоренился и в Северной Южной Америках, в Африке и Азии, — фактически повсюду, причем гораздо сильнее, чем многие думают. Мы можем наблюдать это во всех показателях академической цитируемости. Сама мысль несёт на себе большую степень механической преемственности к евроцентризму, продолжая в этом смысле довлеть в концепциях и способах мышления периферийных обществ, — несмотря на то, что они возникали в результате научной рефлексии и анализа особенного жизненного опыта. Однако, несмотря на это, на периферии существует бесчисленное множество традиций очень интересной мысли для понимания различных проблем мира, которые невидимы и неизвестны для мыслителей с парадигмальным евроцентризмом. И когда какому-нибудь мыслителю с периферии удается прорвать академическую осаду и осаду публицистических СМИ, благодаря своему самобытному неординарному образу мышления попав в ряд авторов, рассматриваемых общей научно-общественной аудиторией, чаще всего он довольно-таки скоро оказывается раздавленным евроцентричной механикой мышления.
Показательным примером могут служить такие впечатляющие мыслители, как Франц Фанон и Фаусто Рейнага, которых принято считать «обратными расистами», — так как в их работах содержатся ряд некоторых рискованных комментариев. Например, о структурно привилегированном месте, которое в странах развитого капитализма занимает белое население. Маркируя их как «обратных расистов», представители традиционных академических направлений таким образом отвергают все их основные мысли. Примеров таких искажений — много. Например, в русле господствующих в академическом научном мире постмодернистских позиций подвергнуты искажению таких неординарных периферийных авторов, как C.Л.Р. Джеймс и Стюарт Холл. Радикальные и революционные марксистские позиции в ведущихся исследованиях этих двух мыслителей в результате оказались «приведены к общему знаменателю «постколониальных» авторов. Им, по мнению представителей господствующего в академической парадигме постмодернистского направления, характерен вектор «деколонизирования культуры в полном отрыве от нее».
— В своей книге Вы утверждаете, что у некоторых западных мыслителей исторически существует тенденция присваивания мышление представителей народов периферийных стран, Вы называете это «эпистемическим экстративизмом». Так же в своей книге Вы приводите цитату К. Маркса и «Капитала»: «Работа с белой кожей не может быть эмансипирована там, где стигматизируется работа с черной кожей». Не могли бы вы здесь привести примеры эпистемического экстрактивизма?
Идею эпистемического экстрактивизма развивал Рамон Гросфогуэль, влед за которым об этом говорили такие интеллектуалы коренных народов и Латинской Америки, как Элиан Симпсон, Альберто Акоста и Сильвия Ривера Кусиканки. Эта идея подводит нас не только к глобальной современной, но и — к исторической проблеме. Рамон Гросфогуэль цитирует Джорджа Салиба, из его работы «Исламская наука и создание европейского Возрождения», где утверждается, что многие из великих научных достижений европейского Возрождения были основаны на развитых исторически в мусульманских странах образцах точной науки. По мнению Салиба, исторически произошло так, что представители европейской культуры Возрождения, при переносе ряда открытых на мусульманском Востоке технических, математических и др. научных моментов, не обратили внимание на то, что произошло присвоение, копирование открытий в науке, произошедших в на Востоке. В результате они вошли в историю как европейские открытия и изобретения.
— Например?..
В вышеупомянутой мной работе Джордж Салиба обращается, прежде всего, к астрономическим знаниям, возникшим в образованных кругах исламских обществ. Например, он утверждает, что скопированные оттуда открытия в области астрономии стали фундаментальными для формулировки гелиоцентрической теории Коперника.
Еще один замечательный пример современного эпистемического экстрактивизма — это многие фармацевтические открытия, которые принадлежали коренным народам колонизированных территорий. В результате истории колонизации, патенты на эти фармацевтические открытия были получены представителями западноевропейской традиционной медицины.
Нужно сказать, что средой для этого является существование академического барьера; когда интеллектуал, пользующийся расовыми или сексуальными привилегиями, говорит то же, что и тот, кто не пользуется этими привилегиями, в академическом мире отдаётся явное предпочтение первому. Этому существует несколько ярких примеров, и одним из наиболее известных является является пример Мишель Фуко, — когда исторически произошло так, что, несмотря на то, что в разных периферийных культурах существовали традиции, предшествующие развитию прогрессивной феминистической мысли в западном мышлении, предпочтение в отношении признания новаторства в развитии феминистской мысли было отдано именно ему.
Нечто подобное можно также увидеть в случае многих идей, содержащихся в разнообразных деколониальных и постколониальных подходах, изложенных коренными и черными интеллектуалами десятилетия назад. Однако их никто не цитирует и никто среди представителей западной академической научной традиции не обращает на них внимания. В своей книге мы приводим несколько таких примеров: теорию мировых систем Оливера Кокса, теорию внутреннего колониализма Гарри Хейвуда, идею колониальности власти Седрика Робинсона… В этом контексте, как бесстрастно и безжалостно судит Рамон Гросфогуэль в различных своих статьях и интервью, многие современные постколониальные и деколониальные мыслители из известных университетов глобального Севера представляют многие идеи, которые десятилетиями разрабатывались движениями за деколонизацию, как если бы они были их собственными.
— Два вопроса о последнем. Первое: теорию мир-систем часто приписывают великому американскому мыслителю Иммануилу Валлерстайну. Затем ему понадобилось бы прибегать к плагиату, не указывая на предшествующие источники данной теории?
Иммануил Валлерстайн — один из великих теоретиков Первого мира, которых можно назвать представителями белых критических мыслителей, уважающих авторов из Третьего мира. Он всегда отдавал отчет и осознавал, какое огромное и решающее влияние на его мышление оказали такие представители «черного марксизма», как Франц Фанон, или — Уолтер Родни, с которыми И. Валлерстайн несколько раз сотрудничал лично. В случае с Оливером Коксом — И. Валлерстайн прямо признает его в качестве «отца теории мировых систем», — в своей статье «Оливер Кокс как аналитик мировых систем». Также, в одной из последних книг, опубликованных Валлерстайном перед его недавней кончиной, — «Мировая система и Африка» (2017 г.), великий мыслитель собирает и признает некоторые из вкладов черных марксистов, которые имели решающее значение для его мышления.
— Можете ли вы назвать нам представителей известной университетской традиции глобального Севера, которые представляли бы как свои, идеи, разработанные авторами движения за деколонизацию?
Ряд таких мыслителей в своих книгах недавно выделили Сильвия Ривера Кусиканки и Рамон Гросфогуэль.Например, у них есть упоминания об Уолтере Миньоло, известном профессоре деколониальной теории в Университете Дьюка. Обвинения Риверы Кусиканки, выдвинутые против Уолтера Миньоло, можно найти в его книге: «Размышления о деколонизирующих практиках и дискурсах» (Cusicanqui Ch’ixinakax utxiwa, 2010). Кроме того, об этом есть в интервью Луиса Мартинеса Андраде для журнала Metapolítica, опубликованного в 2013, — «Серьезное отношение к критическому мышлению колонизированных во всей его сложности».
И по поводу цитаты из Маркса… Фраза Маркса фантастична… В настоящее время проводятся исследования взглядов Маркса на вопросы определения расы и класса, которые в его дискурсе были гораздо более прогрессивными и детальными, чем обычно думают. Маркс чудесным образом синтезирует только в одной вышеупомянутой цитатой, в одном предложении, — всю глубину проблем расового разделения труда и определения сверхэксплуатации и эксплуатации. Дело в том, что исторически сложилось так, что в работах, опубликованной при жизни К.Маркса, эти вопросы не особо развиты, — нужно копаться в его рукописях, чтобы найти его разработки, высказанные им в качестве гипотез и догадок; он не успел систематически их проработать. Но эти гипотезы позже были глубоко разработаны черным марксизмом. В этом смысле рекомендуется читать таких авторов, как Энрике Дюссель, Альваро Гарсия Линера.
— Были ли еще представители традиционной академической парадигмы, — скажем так, «чувствительные» к реалиям деколонизации? Что вы можете сказать, например, о высказывании Олимпии де Гуж, которое датируется 1788 г.: «Меня всегда интересовала прискорбная судьба негров. Мои знания только начинали развиваться в возрасте, когда дети почти не думают, когда появление черной женщины, которую я впервые увидела, заставило меня задуматься о цвете её кожи. Те, к кому я тогда смогла обратиться, не удовлетворили ни мое любопытство, ни мое понимание, так как они обращались с людьми иного цвета кожи, чем их, как с животными, или как с людьми, которых проклял бог. Но когда я стала старше, я ясно увидела, что именно сила предрассудков обрекла их на это ужасное рабство…»
Это является, на мой взгляд, абсолютно верным для иллюстрации обсуждаемого нами вопроса. Олимпия де Гуж к тому же — одна из первых активисток в истории в борьбе за права женщин, активная участница Французской революции. Именно за свою борьбу за женские права она была гильотинирована контреволюционерами. Приведенный вами пример очень важен: Олимпия де Гуж — героиня Великой Французской революции. Как показала историк Кэрол Пейтман в одной из своих работ, она боролась за то, чтобы донести идеи необходимости борьбы за равенство, свободу и братство не только угнетённым женщинам, но и детям, растущим без отцов, которые их бедствующие матери во Франции сдали в приют. (книга К. Пейтман «Сексуальный контракт»).
Солидарность западных прогрессивных деятелей и мыслителей в отношении колониального и расового угнетения была исторической тенденцией. В том случае, если это были редкие в то время, борющиеся за революционные и прогрессивные ценности, женщины, эта тенденция являлась даже более выраженной, — потому, что их исторически сложившееся угнетение по гендерному признаку давало женщинам возможность быть более чуткими и к проблеме угнетения по расовому признаку. Тому есть много исторических примеров. В этом контексте мне вспомнилась историческая фигура Гонсало Герреро — испанского колонизатора, который потерпел кораблекрушение на побережье Юкатан в ХVI веке. Выжить после кораблекрушения ему помогли общины индейцев майя. Когда началось испанское вооруженное вторжение на Юкатан, он поднял всех на борьбу с ним. Гонсало Герреро отказался от своих привилегий как «белого», восприняв местную культуру и духовность как свои собственные. Сделав на своем теле традиционную воинскую татуировку и проткнув себе уши, — в стиле культуры майя, — он возглавил защиту индейских общин на Юкатане от произвола, творимого испанцами на территориях традиционного проживания индейцев. В конечном итоге Гонсало Герреро отдал свою жизнь в боях индейского сопротивления против испанского вторжения, частью которого он изначально был. В истории региона в качестве «защитника индейцев» всегда упоминается также Бартоломе де лас Касас, однако он защищал индейцев, воспринимая их как, необходимую для испанской империи в ближайшем будущем местную рабочую силу. К тому же — судьба индейских общин его интересовала с точки зрения дальнейшей возможности расширять священную «миссию евангелизации» — в отношении этих «народов без религии». Он был скорее имперским менеджером, который проявлял хозяйственную заботу о том, чтобы не исчезла индейская рабочая сила. Истинным защитником интересов уничтожаемых на Юкатане общин индейцев майя в истории является удивительная фигура Гонсало Герреро, а не Лас Касас! В наше время также есть великие деятели западной научно-критической мысли, чувствительные к этому вопросу. Это — Сильвия Федеричи, Боавентура Соуза Сантос и упоминаемый уже здесь Иммануэль Валлерстайн. Мне кажется, думать, что для «белых», которые обладают привилегиями, не может существовать причин действовать против оснований системы угнетения, которая поддерживают эти привилегии, — излишне механистическое восприятие истории. В настоящее время вопрос о том, какую роль белые играют в антиколониальной и антирасистской борьбе а — это уже предмет другой дискуссия, потому что мы можем впасть в патернализм, говорить «от имени». Это тоже происходит, и мы должны быть осторожны. Поэтому я считаю, что наша роль в этом, если она у нас когда-либо будет, — находиться в тылу антиколониальной борьбы.
— Я испытываю искушение вступить здесь в дебаты о Бартоломе де Лас Касасе, но считаю, что здесь не стоит затрагивать данную тему. Однако не могу не упомянуть, что один из его тезисов, касающийся идеологии смешанного брака, был глубоко извращен впоследствии. Что поддерживает эту извращенную идею? Почему так произошло?
Свою критическую позицию по фигуре Бартоломе Лас Касаса я кратко изложил в статье, озаглавленной «Народы без религии: заблуждение Вальядолидского противоречия». Она доступна в Интернете, но, думается, что действительно, нам лучше оставить эту тему на другой день…Что же касается его «идеологии смешанного брака», я считаю, что это — полностью расистская концепция. Согласно ей, метисом считается человек, представляющий собой смесь двух предполагаемых рас. Я сын своей матери из Мадрида и своего отца, — уругвайца, так что меня можно считать метисом, верно? Но нет. Меня не считают метисом, потому что и мама, и отец были белыми. Но если бы мой отец был «цветным», то, даже при том, что моей аутентичной культурой является мадридская, меня бы сочли тогда либо метисом, либо — метисом…
Итак, мы говорим здесь о расовой концепции, а не о культурной. Культурное смешение так же старо, как само человечество, и в современном глобализированном обществе оно возведено в кубическую степень. Но, когда мы говорим о смешанных браках, мы понимаем, что речь идёт не о том. Тем более, когда мы говорим о смешанных браках, которые являются как об идеологией таких наций, как Мексика, Бразилия или Колумбия. Здесь идея «смешанных браков» действуют как извращенная идеология, которая предаёт идею гармонии и культурного «плавильного котла». В конечном итоге, она служит для маскировки преобладающего повседневного расизма. Мы все мексиканцы, мы все метисы, да. Но те из нас, в ком преобладает стремление достижения целей Запада, кто пользуются многими социальными, политическими и экономическими привилегиями по сравнению с остальными, — не могут считаться представителями единого народа. Эта идеология уходит корнями в глубины исторического процесса колонизации, — когда захватчики систематически насиловали коренных и черных женщин и заводили от них детей. Кастовые картины колониального периода представляют до 16 типов «смешанных браков». Они представляют собой прекрасный образец того, как синтез социальных, экономических, политических и юридических привилегий объединял в себе основу расовых критериев. К сожалению, принципиально это не изменилось. В книге мы обсуждаем этот вопрос применительно к черному марксизму: его представители осуждают всю «идеологию мулатизации», которая также служит для легитимизации различий внутри межрасового рабочего класса, подвергающегося в наших странах сверхэксплуатации. Они всегда выступали против узаконенного расслоения общества по расовому признаку, чтобы предотвратить возникновение широких социально-этнических союзов, которые силы реакции смогут использовать, противопоставляя их борьбе против колониальной власти и превосходства белых.
— Еще один тезис, который Вы защищаете в своей книге: черный марксизм следует рассматривать как критический прием и переосмысление марксистских постулатов, — в рамках традиций антиколониальной борьбы черных движений. Критическое переосмысление либо подтверждение каких марксистских постулатов здесь имеется в виду?
Здесь мы имеем в виду, что черный марксизм фундаментально включен в освободительные движения черного населения. Есть исключения из общей тенденции взглядов «черного марксизма», например, в лице такого автора, как Гарри Хейвуд, который сделал ставку на то, чтобы оставаться в рамках традиционных марксистских политических структур. Но это — не правило. Восприятие марксистских постулатов, которое характерно для основных представителей «черного марксизма, касается периферийного контекста социальной борьбы. Поэтому, относясь к методу исторического материализма и критической политической экономики, оно принимает весьма разнообразные формы. Речь идет о том, чтобы взять фундаментальные теоретико-методологические основы марксистской теории и прибегнуть к осмыслению их сквозь призму разнообразного историко-социального опыта, — что, в конечном итоге, нередко ломает рамки привычного для многих восприятия марксизма, а также расширяет темы, которые были мало изучены. Идея критического восприятия и переосмысления собственного опыта и контекста является здесь первичной, фундаментальной. Потому что существует много чернокожих, которые являются марксистами, но при этом — могут защищать ортодоксальные гипотезы о значении расизма,о месте периферийных обществ в мировой революции. Как мы уже говорили, «черный марксизм» — это эпистемологическая концепция, выходящая за рамки проблемы цвета кожи теоретизирующего человека.
— Есть много авторов, о которых вы подробно рассказываете в своей книге, большинство из которых многим из нас неизвестно. Почему? Чем объясняется невежество в этой области? Незаинтересованностью? Отсутствием переводов? Мы очень провинциальны?
Есть фундаментальная причина: расизм. В этом случае расизм проявляется и в академической сфере. Большинство признанных интеллектуалов — белые люди из Первого мира, особенно часто — мужчины, которые являются приверженцами сексизма и расизма в той или иной степени. Важно понять, что расизм, сексизм, как и другие искусственно насаждаемые в обществе, разделяющие людей рамки и стереотипы, — являются частью структуры капитализма и, что очевидно, — частью структуры мира академической науки, который в общем не имеет смелости выходить за рамки структуры капитализма. Приверженность накоплению капитала — это не проблема провинциализма. Но «de facto» даже в этой среде, — большинство «белых» авторов из разных стран Европы и из США знают о серьёзном вкладе в науку представителей «черного марксизма», штудируют их работы. Но обычно — склонны предвзято воспринимать позицию этих исследователей, как взгляд «с другой стороны». Ведь, когда мысль о негативно, полярно настроенных представителях интеллектуальной среды, равноценная этнокультурным особенностям, признается во всем мире, это происходит потому, что она не создает проблемы для статус-кво. Академическая научная среда, в которой также преобладает общепринятая в настоящее время мультикультуралистская логика мультикультурной терпимости, «поглощает» работы этих авторов. Эта, постулируемая привычной логикой, уступка определенных, в основном — небольших академических пространств, — власти расовых секторов, приемлема для всех, так как не представляет проблем для системы в целом. При этом сам феномен радикального мышления интеллектуалов из стран третьего мира по-прежнему является неизвестным даже в высших школах и университетах стран третьего мира. Этот академический расизм выражается по-разному: в отсутствии переводов, в незаинтересованности, и т.п. Сейчас мы пытаемся делать известными авторов школы черного марксизма — переводим их работы, стараемся более широко распространять и публиковать их. И, поверьте мне, это очень сложная задача, так как препятствия мы встречаем на каждом шагу.
— Вы разделили свою книгу на шесть разделов: Мировая система, Империализм, Рабство, Плантации, Расы, Феминизм. Почему именно эти шесть тем? Что в таком разделении является критерием, а так же — самым важным?
Да, это примерно основные темы, которые я нахожу в работах школы черного марксизма, — англоязычных стран Карибского бассейна. Я решил организовать идеи по темам и авторам, — в дискурсе дидактических и педагогических усилий. Книга выглядит как учебное пособие: после прочтения введения необязательно соблюдать порядок глав: вы можете произвольно переходить от одной к другой, чтобы увидеть различные аспекты исследований этих мыслителей, их научные новшества. Идея состоит в том, что студенты и исследователи смогли подходить к изучению нового для них мысленного пространства, ориентируясь по разным темам, определенно больше отождествляя одни темы — с одними из них, другие, в соответствии со своими интересами — с другими именами. А затем могут взять определённые мысли за основу для создания собственных маршрутов исследования, или — доказательства выдвигаемых ими, в свою очередь, гипотез. То есть воспринимайте этот новый для вас пласт научных исследований как источник знаний, как теоретическую основу, призванную внести необходимые для движения вперёд изменения в логику, которая обычно применяется к этому типу мышления, — который обычно рассматривается как «объект» изучения. Здесь мы предлагаем взять их за отправную точку новых исследований, как мы берем наследие Аристотеля, Платона, Маркса, Фуко, Бурдье… Единственная проблема с дидактической систематизацией подобного рода заключается в том, что иногда мы прибегаем к определенному типу классификации, но тем оказывается больше. Но мы всё же предпочитаем подавать информацию именно таким образом, поскольку это очень малоизвестная тема. Если бы мы писали в стиле повествовательного эссе, этот тип изложения был бы менее доступен для людей, незнакомых с контекстом. Также, как я думаю, приоритетным для нас является желание того, чтобы освещение работ этих авторов получило бы большую известность. То есть, главным в нашей подаче материала является — сделать известным мышление неизвестных и заслуженно считаемых нами великими интеллектуалов в нашем контексте, — но отнюдь не то, что я как я интерпретирую ту или иную работу этих авторов.
— В разделе «Выводы» вы заверяете, что академический и интеллектуальный расизм продолжается и в наши дни, — причем зачастую — не только с не ослабляемой, но и с превосходящей энергией, несмотря на то, что постколониальные и деколониальные перспективы, о которых мы говорили ранее, в настоящее время являются популярными, фактически — модными. Как можно объяснить эту энергию? Происходит ли это также в марксистской или либертарианской академической среде?
Абсолютно. Это то, что мы уже прокомментировали. Сейчас в моде постколониальный и деколониальный подходы, и все читают в университетах, марксистских и либертарианских кругах университетских профессоров с глобального Севера, которые говорят на эту тему. Но мышление второстепенных и расовых субъектов, продвигающих эти взгляды, остается в значительной степени неизвестным и невидимым. И когда мы обращаемся к истокам социальной борьбы за деколонизацию, где возникло множество идей, которые сейчас модны в рамках этих постколониальных и деколониальных подходов, — обнаруживается, что они часто носят гораздо более радикальный характер, чем мы думали. Если мы сможем донести это, мы сможем лучше понять эти идеи, потому что контекст борьбы и проблем, из которых она возникает, очень важен для их лучшего понимания современных реалий третьего мира.
— Продолжал ли расизм существовать в странах, которые вы называете «имеющими строй государственного капитализма»? Например, есть ли расизм на Кубе?
Вопрос принципиальный, причем по двум, немаловажным, причинам. Во-первых, потому что теория «государственного капитализма» была создана одним из авторов, над освещением научного творчества которого мы работали в данной книге. Это — тринидадский афро-карибский марксист C.L.R Джеймc, который вёл свои научные исследования в сотрудничестве с русским философом-марксистом Райей Дунаевской. Это очень малоизвестный факт, и в книге мы подробно рассказываем о том, как эта идея возникла, выйдя «из рук» выдающихся деятелей неортодоксального марксизма первой половины ХХ века. Идея «государственного капитализма» имела решающее значение для обсуждения глубокого революционного значения опыта «реально существующих социализмов». Независимо от того, согласны мы с гипотезой или нет, — это признаваемый нами большой вклад в интеллектуальные дебаты. Однако мало кто знает о том, что он был создан в сотрудничестве русской женщиной и черного мужчины из Карибского бассейна.
— Но если речь идет о странах Восточной Европы, включая бывший Советский Союз, — известно, что идея «государственного капитализма» была распространена среди нас французским философом-марксистом Шарлем Беттельхеймом. Разве ему обычно не приписывают отцовство гипотезы?
C.L.R Джеймс и Рая Дунаевская представляли гипотезу государственного капитализма, особенно важную для анализа экономической модели СССР, в начале 1940-х годов в рамках дебатов в троцкистских кругах США. Более открыто первую всеобъемлющую публикацию на эту тему они сделали в 1947 году, в работе под названием «Вторжение социалистического общества». Затем они настаивали на своей терминологии также в общей работе — «Государственный капитализм и мировая революция», 1950 года. Сама Рая Дунаевская рассказывает, как происходил процесс создания и развития идеи, в статье в одном из номеров журнала «News and Letters» за 1972 г. Она называется «Тенденция Джонсон-Форест, или теория государственного капитализма, 1941–1951». Объясняя её разветвления, она объясняет, что идея попала в Европу благодаря контакту с Корнелиусом Касториадисом. Я не знаю, как Чарльз Беттельхейм пришел к этой гипотезе, но я не думаю, что он развил ее до 1950-х гг. Поэтому я сомневаюсь, что мы можем приписать ему «отцовство» идеи. Его, насколько мне удалось понять, расследование обнаружено в издании, называемом «Johnson Trend -Forest», под авторством «C.L.R James и Raya Dunayevskaya».
— Кстати, хотя я и немного отклонюсь в своём вопросе от сценария интервью, но всё же — почему нам оказался абсолютно неизвестен такой интересный марксист, как Рая Дунаевская?
Насколько я понимаю, причиной этому является сексизм в чистом виде. Этого как бы нет, потому что нет переводов её произведений, которые мы могли бы найти в разных издательствах и по популярным ценам. Рая Дунаевская была великим философом современного марксистского гуманизма, причем она работала гораздо раньше, и её исследования являются глубже, чем работы Сартра и других. На мой взгляд, нечто подобное происходило с наследием великой Розы Люксембург, — за некоторое время до того, как ее тексты стали более читаемыми. Немаловажным в этом контексте является тот факт, что у Райи Дунаевской есть отличная книга о значении фигуры Розы Люксембург. Эта работа называется — «Роза Люксембург: освобождение женщин и марксистская философия революции», которая переведена на испанский язык. На нашем языке, который я знаю, есть только одно серьезное исследование фигуры Рая Дунаевской, проведенное Евгением Гоголем, который работал с ней в Соединенных Штатах, эта книга была недавно опубликована в Мексике, где проживает Евгений, это очень интересная книга. рекомендованная работа «Рая Дунаевская: философ марксизма-гуманизма».
Что касается Кубы… Размышлениями о том, что происходит с расизмом посреди длительного революционного опыта, очень интересно проверить гипотезы черных марксистов. Если мы считаем, что расизм — это структурное явление, то, когда в процессе революционного преобразования мы трансформируем структуру, — в принципе, расизм должен исчезнуть. Я считаю, что опыт реально существовавших и существующих обществ с социалистической общественно-политической формацией значительно продвинул задачу исчезновения расизма. В случае с Кубой революция 1959 года смогла эффективно уравнять между черным и белым населением доступ к земле, жилью, образованию, а также — уравнять размер заработных плат. И произошло это в стране, социум которой до революции исторически был глубоко иерархичным в расовом отношении. Благодаря революционному опыту и преобразованиям, которые повлияли не только на социальные отношения, но и перестроили общественное устройство на уровне символов, структурный расизм практически исчез на Кубе. Однако остатки расизма в каких-то формах долгое время продолжали существовать, возможно, — в большей степени идеологически, чем структурно. Но, хотя на Кубе существуют районы с большинством населения, состоящим из потомков выходцев из Африки, которое в общем имеет меньше ресурсов, однако экономический разрыв между белым и не белым населением здесь значительно ниже, чем в любой другой стране Латинской Америки. Я считаю, что случай с Кубой — это большой шаг вперед в деле анти-расистской и анти-капиталистической борьбы. Но мы не должны забывать, что это — всего лишь остров посреди капиталистического мира. Поэтому в том, что касается окончательного преодоления пережитков расизма на Кубе — существует динамика, которая, к сожалению, все еще подвержена влиянию циклов накопления капитала. В любом случае, я совсем не эксперт в этом вопросе. У меня есть коллеги на Кубе, которые критически и очень интересно писали на эту тему, — это Вальтерио Карбонель, Зулейка Ромай, Хулио Сезар Гуанче, Феликс Вальдес, Роза Кампоалегре, Эстебан Моралес, Марио Кастильо, и многие другие. В этом смысле в рамках нашей беседы я хочу воспользоваться случаем, чтобы сказать, что мир черного марксизма — гигантский, а в своей книге о нём я осветил лишь небольшую его часть. Из-за его масштабности явления, — более полное возмещение лакуны, существующей относительно достойной оценки вклада во всемирную мысль черного марксизма, может осуществляться только в команде. Поэтому мы продолжаем работать над этой задачей, через различные связи и социальные налаживая постоянное общение с интеллектуалами из Латинской Америки, Европы, США и Африки. Есть много людей, которые о некоторых контекстах черного марксизма знают больше.
— Скажите, можно ли говорить о либертарианской мысли, не считая черного марксизма?
Да, конечно. Кстати, обратите внимание, что в Википедии есть статья, посвященная «черному анархизму», но ничего нет — о «черном марксизме». На эту тему есть опубликованные книги, особенно на английском языке, с которыми мне удалось ознакомиться, но я признаю, что по большому счету я не очень глубоко разбираюсь во всей глубине этого вопроса. В общих черта могу заметить, что анти-расистская рефлексия, так же, как и анти-патриархальная рефлексия, имеет больший вес и важность в либертарианском движении, чем в марксистских кругах. В любом случае, этот вопрос, как и вопрос пересечения вышеупомянутых проблем, в либертарианском движении воспринимаются более серьезно. В любом случае, я считаю, что аналитический вклад представителей черного марксизма предназначен для всего человечества, я уверен, что для либертарианской мысли знание этих предложений было бы очень плодотворным, поскольку они ставят расовый вопрос в центр дебатов о власти. И власть — фундаментальная тема либертарианской мысли, как никакая другая традиция мысли. Я верю, что эти вклады могут быть очень полезны для либертарианской мысли, черный марксизм помогает нам лучше понять мир, в котором мы все живем, они не являются вкладом только в дискуссии в рамках традиций и марксистских кругов.
— Спасибо, не буду больше отнимать Ваше время. Хотя, возможно, хотите что-нибудь еще добавить в конце нашей плодотворную беседу?
Да, я хотел бы закончить, настаивая на двух вещах. Во-первых, вклад черного марксизма универсален. Публикуя эту книгу, мы не пытались разделить фольклорную, экзотическую или этническую мысль, а скорее — сделали упор на ту сферу в обозрении проблематики черного марксизма, тот его вклад, который помогает нам глубже понять современный капитализм, — а его невозможно рассмотреть во всей его сложности, если выпустить из внимания на его расовое измерение. В Испании у нас были попытки провести несколько курсов по этому предмету, даже бесплатно. Однако администрация учебных заведений в конце концов закрыли для этих попыток двери, — потому, что считали этот предмет «очень специфическим» и предполагая, что он будет интересовать только «цветное» или черное население. Это большая ошибка. Являются ли узкой спецификой — попытки рассмотреть глобальное измерение капитала через призму расчленения его расовым вопросом, влияющим на все классы на мировом уровне? Расовое измерение капитализма должно интересовать всех тех, кто хочет больше узнать о капитализме, чтобы уметь противостоять ему. Черный марксизм помогает нам выбраться из ловушки мышления, что расовый вопрос- это всего лишь проблема культуры и идентичности, которые актуальны в основном для культурологического и постмодернистского подходов. В заключение хочу зафиксировать внимание вашей аудитории, и это — немаловажно, — что черный марксизм является частью очень широкой традиции, которую мы могли бы назвать «марксизмом глобального Юга». При этом Юг является метафорой системной сверхэксплуатации не только большого количества стран в мир, но также — для определённых масштабных социальных слоёв в странах первого мира, маргинализация которых в наше время не только остаётся на том же уровне, но, возможно, и усиливается. Поэтому черный марксизм разделяет пространство и отражает проблемы различных не-евроцентрических марксистских направлений, — от Мариатеги, Долорес Куаканго, Эрнесто Гевара, Марини и Ваня Бамбирра, — до Мао, Хо Ши Мина или Утса Патнаик.
беседовал Сальвадор Лопес Арналь
Rebellion.org, Испания
https://resistentiam.com/ru/вклад-чёрного-марксизма-универсале/
Комментариев нет:
Отправить комментарий