– Как можно осознать себя революционером?
– В университете, куда я пришел, просто обладая мятежным духом и некоторыми элементарными идеями о справедливости, я стал революционером, я стал марксистом-ленинцем и приобрел чувства, в отношении которых я на протяжении лет имел привилегию никогда не почувствовать искушения, даже самого малого, когда-нибудь отказаться от них. Поэтому я осмеливаюсь утверждать, что никогда от них не откажусь.
…Когда я окончил этот университет, я считал себя большим революционером, а я просто начинал другой, намного более долгий путь. Если я чувствовал себя революционером, если я чувствовал себя социалистом, если я приобрел все идеи, которые сделали из меня – и не было никаких других – революционера, заверяю вас со всей скромностью, что сейчас я чувствую себя в десять раз, в двадцать раз, быть может, в сто раз большим революционером, чем тогда. Если тогда я был готов отдать жизнь, сейчас я в тысячу раз более, чем тогда, готов отдать свою жизнь.
– Разве цена жизни – мерило революционности?
– Человек даже отдает жизнь за благородную идею, за этический принцип, за чувство достоинства и чести еще до того, как стать революционером… Десятки миллионов человек погибли на полях битв… почти что влюбленные в символ, в знамя, которое они считали прекрасным, в гимн, который они считали волнующим, какой была «Марсельеза» в свое революционное время… Человеческое существо – единственное, способное сознательно перешагнуть через все инстинкты; человек – это существо, полное инстинктов, эгоизма – он рождается эгоистом, природа вкладывает в него это; природа вкладывает инстинкты; образование вкладывает добродетели; природа навязывает действия через инстинкты – инстинкт выживания один из них, которые могут привести его к подлости, в то время как другая сторона сознания может привести к самым великим актам героизма. Неважно, каков каждый из нас, какими разными мы являемся, но все вместе мы составляем одно.
– Как происходит революционизация народных масс?
– Удивительно, что, несмотря на различия между людьми, они могут в какой-то момент… быть миллионами, и миллионами они могут быть только через идеи. Никто не следовал за Революцией в силу культа кого бы то ни было или в силу личных симпатий к кому-то. Когда народ достигает той же готовности к самопожертвованию, как любой из тех, кто с верностью и искренностью пытается руководить им и пытается вести его к определенной цели, это возможно только через принципы, через идеи. Вы постоянно читаете произведения мыслителей, постоянно читаете историю, и в истории нашей родины читаете труды Марти, читаете труды многих других видных патриотов в истории мира, в истории революционного движения, вы читаете труды теоретиков, великих теоретиков, которые никогда не отступали от революционных принципов. Это – идеи, которые нас объединяют, это – идеи, которые делают нас народом-бойцом, это – идеи, которые делают нас уже не только индивидуально, но и коллективно революционерами, и тогда соединяется сила всех, тогда народ никогда нельзя победить, и когда число идей намного больше, когда число идей и ценностей, которые он защищает, умножается, тем более народ нельзя победить.
– Но есть революционная наука, есть научные теории, которые надо постичь, прежде чем выстраивать революционную стратегию.
– Однажды я сказал: «В этом университете я стал революционером», но это случилось, потому что я столкнулся с этими книгами, а до того, как я их нашел, я сам, не прочитав еще ни одной из этих книг, уже ставил под сомнение капиталистическую политэкономию, потому что уже в то время она мне казалась нерациональной...
Это была политэкономия, объяснявшая законы капитализма, там упоминались различные теории о происхождении стоимости, упоминались также марксисты, утописты, коммунисты – в общем, давались самые разнообразные экономические теории. Однако, изучая политэкономию капитализма, я начал испытывать большие сомнения, ставить это под вопрос, потому что я прежде жил в латифундии и кое-что вспоминал, у меня появлялись спонтанные идеи, как у многих утопистов в мире.
Потом, когда я узнал, что такое утопический коммунизм, я обнаружил, что был утопическим коммунистом, потому что все мои идеи исходили из мысли: «Это нехорошо, это плохо, это глупость. Как могут наступать кризисы перепроизводства и голод, когда есть больше угля, больше холода, больше безработных, потому что именно имеется больше возможности создавать богатства. Не было бы проще производить их и распределять между всеми?»
В то время казалось, как казалось и Карлу Марксу во времена Готской программы, что предел изобилия заключается в социальной системе; казалось, что по мере развития производственных сил они смогут производить, почти безгранично, то, что нужно человеку для удовлетворения своих насущных потребностей – материальных, культурных и так далее.
Все читали эту Программу, и, несомненно, она достойна уважения. Она ясно устанавливала, каким было в ее понимании различие между социалистическим и коммунистическим распределением, и Марксу не нравилось предсказывать или рисовать будущее, он был очень серьезным и никогда этого не делал. Когда он написал политические книги, такие как «Восемнадцатое брюмера», «Гражданская война во Франции», он был гениален, он очень четко видел. Его «Коммунистический манифест» – это классическое произведение. Вы его можете анализировать, можете быть более или менее удовлетворены тем или другим. Я перешел от утопического коммунизма к коммунизму, основанному на серьезных теориях социального развития, таких как исторический материализм. В философском плане он опирался на диалектический материализм. Было много философии, много споров и дискуссий. Естественно, всегда надо уделять должное внимание различным философским течениям.
В этом реальном мире, который нужно изменить, каждый революционер как революционный тактик и стратег обязан разработать тактику и стратегию, ведущую к главной цели – изменить этот реальный мир.
– Можно ли определить кратко вклад Кастро в революционную стратегию?
– Думаю, мой вклад в кубинскую революцию состоит в том, что я свел воедино идеи Марти и идеи марксизма-ленинизма и последовательно применил этот синтез в ходе нашей борьбы.
– Почему коммунисты 1950-х, такие видные революционеры, как Блас Рока и другие, не могли оказаться тогда во главе революционного процесса на Кубе?
– Я видел, что кубинские коммунисты изолированы, изолированы потому, что их изолировал климат, созданный вокруг них империализмом, маккартизмом и реакцией; говорю тебе прямо: что бы они ни делали, этот климат изолировал их. Они сумели укрепиться в рабочем движении, много коммунистов работало среди кубинского рабочего класса, посвятили себя делу рабочих, сделали много для трудящихся и пользовались среди них большим авторитетом; но я видел, что в этих обстоятельствах у них не было никаких политических перспектив.
– Синтез идей Марти и марксизма-ленинизма революционизировал массы?
– В то время я выстраиваю революционную стратегию, чтобы осуществить глубокую социальную революцию, но по стадиям, по этапам; и, главное, понимаю, что надо делать ее силами большой, мятежной массы, которая не обладает зрелым политическим сознанием для совершения революции, но составляет огромное большинство народа. Я говорю себе: эта мятежная, здоровая масса – вот сила, которая может сделать революцию, вот решающий фактор в революции; надо привести эту массу к революции, и привести ее по этапам. Потому что такое сознание не создашь разговорами, за один день. И я ясно увидел, что эта большая масса составляет главный фактор, эта масса, еще не имеющая ни о чем ясных представлений, даже во многих случаях полная предубеждений против социализма, против коммунизма, масса, которая не могла получить настоящей политической культуры и испытывала на себе влияние со всех сторон, находясь под воздействием всех средств массовой информации: радио, телевидения, кино, книг, журналов, ежедневной прессы и антисоциалистических и реакционных проповедей, доносящихся отовсюду…
Почти с самых ранних лет я слышал, что социализм отрицает понятие родины, отнимает землю у крестьян, личную собственность – у всех людей, не признает семьи и тому подобное. Уже во времена Маркса его обвиняли в том, что он проповедует
обобществление женщин, что вызвало со стороны великого социалистического мыслителя решительную отповедь. Изобретали самые страшные, самые абсурдные вещи, чтобы отравить народ, настраивая его против революционных идей. Среди народной массы было много антикоммунистов, нищих, которые могли быть антикоммунистами, побирушек, безработных-антикоммунистов. Они не знали, что такое коммунизм и что такое социализм. И, однако, этот страдающий народ страдал от бедности, от несправедливости, от унижений, от неравноправия, потому что страдание народа измеряется не только в материальных терминах, но и в терминах моральных, и люди страдают не только потому, что потребляют тысячу пятьсот калорий, а им требуется три тысячи; на это накладывается и дополнительное страдание – социальное неравноправие, когда ты постоянно чувствуешь, что тебя попирают, унижают твое человеческое достоинство, потому что тебя считают никем, на тебя смотрят как на ноль без палочки, как на пустое место: тот – всё, а ты – ничто. И я начинаю сознавать, что эта масса – решающий фактор и что она чрезвычайно раздражена и недовольна: она не понимает социального существа проблемы, она сбита с толку, она приписывает безработицу, бедность, отсутствие больниц, отсутствие работы, отсутствие жилья – всё это, или почти всё, она приписывает административной коррупции, растратам, извращенности политиков…
– Можно сказать, что вовлечение мятежных масс в кубинскую революцию было преодолением известных догм о пролетарском авангарде?
Ссылаясь на опыт русской революции:
– …То была первая пролетарская революция, основанная на идеях Маркса и Энгельса, развитая другим великим гением – Лениным.
Ленин особенно изучал вопросы государства; Маркс не говорил о союзе рабочих и крестьян, он жил в промышленно развитой стране; Ленин видел отсталый мир, видел страну, где 80 или 90% населения составляли крестьяне, и, хотя там была мощная рабочая сила на железных дорогах и на некоторых фабриках и заводах, Ленин совершенно отчетливо видел необходимость союза рабочих и крестьян, о котором никто раньше не говорил, все философствовали, но никто не говорил об этом. И именно в огромной полуфеодальной, полуотсталой стране совершается первая социалистическая революция, первая настоящая попытка создать равноправное общество; ни одна из предыдущих – рабовладельческих, феодальных, средневековых или антифеодальных, буржуазных, капиталистических революций, хотя там много говорилось о свободе, равенстве и братстве, – никто никогда не задался целью создать справедливое общество.
С догматизмом никогда не создали бы стратегии. Ленин научил нас многому… Маркс научил нас понимать общество; Ленин научил нас понимать государство и роль государства.
– В арсенале империалистического обличения социальной революции само словосочетание «классовая борьба» превращено в ядовитое клеймо, в символ насилия, ненависти, бесчеловечности. Особенно это усиливается ныне для подавления сознания миллионов гигантскими тиражами и сокрушительными децибелами.
– Ни Маркс, ни марксизм не выдумали существование классов, не выдумали классовую борьбу; они просто в очень ясной форме проанализировали, изучили и доказали существование классов и углубились в этот вопрос, в эту историческую реальность. Они открыли законы, которые управляют именно этой борьбой и которые управляют эволюцией человеческого общества. Они не выдумали ни классов, ни классовой борьбы, так что нельзя приписывать это марксизму; во всяком случае, надо было обвинять в том историю, это она несет большую ответственность за проблему. Так вот, насчет классовой ненависти – порождает ненависть вовсе не марксизм-ленинизм, который не проповедует собственно классовую ненависть, он просто говорит: существуют классы, классовая борьба, а борьба порождает ненависть…
Что в действительности порождает ненависть? Порождает ненависть эксплуатация человека, угнетение человека, сталкивание его на дно, социальная несправедливость – вот что объективно порождает ненависть, а не марксизм… Речь идет не о том, что проповедуется классовая ненависть, а о том, что объясняется социальная реальность, объясняется то, что происходило на протяжении истории.
Если ты станешь изучать, например, революционную мысль на Кубе, идеи нашей собственной революции, тут никогда не произносилось слово «ненависть». Даже больше, у нас был мыслитель огромного масштаба, исключительного масштаба – Марти. И Марти уже в семнадцать лет в документе под названием «Каторжная тюрьма на Кубе», в рассказе о своих страданиях и обвинениях против Испанской Республики, республики, которая возникла в Испании и ставила вопрос о правах для испанского народа, но отказывала в правах народу Кубы; которая провозглашала свободу и демократию в Испании, но отказывала Кубе в свободе и демократии, как было всегда, Марти произносит удивительные слова, когда утверждает: ни хлыст, ни оскорбления, ни звон цепей не смогли научить меня ненавидеть; примите мое презрение, ибо я никого не могу ненавидеть. В течение всей своей жизни Марти проповедовал борьбу за независимость, за свободу, но не проповедовал ненависти к испанцам.
Опыт Марти показывает, как можно проповедовать дух борьбы и борьбу ради завоевания независимости, не проповедуя ненависти к тем, кого он называл своими испанскими отцами; и я заверяю, что наша революция глубоко проникнута идеями Марти. Мы – революционеры, социалисты, марксисты-ленинцы – не проповедуем ненависть как философию, не проповедуем философию ненависти. Это не значит, что мы чувствуем какую-то симпатию к системе угнетения и что мы не боролись против нее, вкладывая в это все силы; но я думаю, что мы выдержали высшую проверку, и она заключается в следующем: мы ведем упорнейшую борьбу против империализма, империализм совершал против нас всяческие агрессии и наносил нам всяческий ущерб…
Однако, когда североамериканский гражданин приезжает в нашу страну, все оказывают ему большое внимание, потому что, действительно, мы не можем ненавидеть североамериканского гражданина, мы отвергаем систему, мы ненавидим систему. И в моей интерпретации и, я полагаю, в интерпретации революционеров-марксистов речь идет не о ненависти к индивидуумам, а о ненависти к подлой системе эксплуатации…
– Враги революции действуют подчас изуверски. У русских красноармейцев вырезали на груди звезды, их распинали на кресте, миллионы жертв гибли в крематориях. Неужели это не заслуживает отмщения?
– Думаю, что многие из этих преступников – полные психопаты; я предполагаю, что Гитлер был больным, я не могу представить его здоровым человеком; думаю, что все эти люди, которые послали миллионы жертв в крематории, были душевнобольными… Конечно, я ненавижу фашизм, я ненавижу нацизм, я ненавижу эти отвратительные методы. Я даже могу сказать: ответственные за это должны быть наказаны… Надо было отправить их в тюрьму или даже расстрелять, поскольку они причинили людям огромный вред. Но когда мы наказываем человека, который совершил серьезное кровавое преступление, или даже контрреволюционера, или предателя революции, мы не делаем это из духа мести – я говорил это много раз, – месть не имеет смысла. Кому ты мстишь: истории, обществу, которое породило подобные чудовища, болезням, которые могли побудить этих людей совершать ужасные преступления? Кому ты будешь мстить? Так вот, мы не мстим никому. Мы много боролись и сражались в эти годы, и, однако, мы не можем сказать, что здесь существует чувство ненависти или мести против отдельных личностей, потому что мы видим, что личность часто, к сожалению, бывает продуктом целой совокупности ситуаций и обстоятельств и что в их поведении есть значительная степень предопределенности…
…Для нас – или, по крайней мере, для меня лично – любой случай контрреволюционной, реакционной деятельности людей, которые находятся полностью в здравом уме, когда надо было наказать саботажника, предателя, убийцу, мы делали это не из ненависти или из духа мести, но из-за необходимости защитить общество, обеспечить выживание революции, защитить то, что она означает, неся народу справедливость, благополучие и благосостояние. Вот так мы рассматриваем этот вопрос…
И думаю, что это заключено в самом существе наших политических идей, думаю, что Маркс тоже не питал ненависти ни к одному человеку, даже к царю. Думаю, что Ленин ненавидел имперскую, царскую систему, систему эксплуатации, систему помещиков и буржуазии; думаю, что Энгельс ненавидел систему. Они не проповедовали ненависти к людям, они проповедовали ненависть к системе.
– Но все-таки произнесена классическая фраза-формула: «Религия – опиум народа», и живет она в сознании общества не один век.
– Было вполне логично, что с момента, когда религия… начала использоваться как орудие порабощения, это вызвало у революционеров антиклерикальную и даже антирелигиозную реакцию, и я прекрасно понимаю, в каких обстоятельствах возникла эта фраза. Но когда Маркс создал Интернационал трудящихся, насколько я знаю, в том Интернационале трудящихся было много христиан; насколько я знаю, во время Парижской коммуны среди тех, кто боролся и умирал за нее, было много христиан, и нет ни единой фразы Маркса, которая исключала бы этих христиан из направления, из исторической миссии совершения социальной революции. Если мы пойдем немного дальше и вспомним все дискуссии вокруг программы партии большевиков, основанной Лениным, ты не встретишь ни единого слова, которое действительно исключало бы христиан из партии; главным условием для того, чтобы стать членом партии, называется принятие программы партии. Словом, эта фраза, или лозунг, или постановка вопроса имеет историческое значение и абсолютно справедлива в определенный момент. Даже в современной ситуации могут сложиться обстоятельства, когда она будет выражением реальности.
В любой стране, где высшая иерархия католической или любой другой церкви тесно связана с империализмом, с неоколониализмом, эксплуатацией народов и людей, с репрессиями, не надо удивляться, если в этой конкретной стране кто-нибудь повторит фразу о том, что религия – опиум народа, и также вполне понятно, что никарагуанцы, исходя из своего опыта и из позиции, занятой никарагуанскими священниками, пришли к выводу, на мой взгляд, тоже очень справедливому, о том, что, следуя своей религии, верующие могут встать на революционные позиции, и не должно быть противоречий между его состоянием верующего и состоянием революционера. Но, разумеется, насколько я понимаю, эта фраза никоим образом не имеет и не может иметь характера догмы или абсолютной истины; это истина, приспособленная к определенным конкретным историческим условиям. Думаю, что абсолютно по-диалектически и абсолютно по-марксистски делать подобный вывод.
По моему мнению, религия, с точки зрения политической, сама по себе, не опиум и не чудодейственное средство. Она может быть опиумом или замечательным средством в зависимости от того, используется ли она, применяется ли она для защиты угнетателей и эксплуататоров или угнетенных и эксплуатируемых, в зависимости от того, каким образом подходит к политическим, социальным или материальным проблемам человеческого существа, который, независимо от теологии и религиозных верований, рождается и должен жить в этом мире. С точки зрения строго политической, – а я думаю, что немного разбираюсь в политике, – я считаю даже, что можно быть марксистом, не переставая быть христианином, и работать вместе с коммунистом-марксистом ради преобразования мира.
– И вот один из отчаянно горьких вопросов – об обратимости революционных процессов, когда вдруг опрокидывается целый выстроенный мир…
– Думаю, что опыт первого социалистического государства, государства, которое следовало привести в порядок, но никак не разрушать, был очень горьким. Не думайте, что мы не задумывались часто над этим невероятным явлением, в результате которого одна из самых могущественных держав мира, которая сумела сравняться силой с другой сверхдержавой, страна, заплатившая жизнью более 20 миллионов граждан за борьбу против фашизма, страна, растоптавшая фашизм, развалилась таким образом, как она развалилась. Неужели революции призваны разрушаться, или эти люди могут сделать так, что революции разрушатся? Могут люди или не могут, может общество или не может помешать падению революции? Сразу же мог бы добавить еще один вопрос: как вы думаете, этот революционный, социалистический процесс может развалиться или нет?.. Вы когда-нибудь задумывались над этим? Глубоко задумывались?..
Я задаю этот вопрос, чтобы вы обратились к известному вам историческому опыту, и прошу всех, без исключения, подумать: может революционный процесс быть необратимым или нет? Какими должны быть идеи или уровень сознания, которые сделали бы невозможным обратимость революционного процесса? Когда те, кто был первым, ветераны исчезают и уступают место новым поколениям руководителей, что делать и как это делать? Ведь мы в конце концов были свидетелями многих ошибок и даже не догадывались об этом. Руководитель обладает огромной властью, когда пользуется доверием масс, когда они верят в его способности. Ужасны последствия ошибки тех, кто имеет самую большую власть, и в ходе революционных процессов это случалось не раз. Это вещи, над которыми размышляешь. Изучаешь историю, что произошло здесь, что произошло там, что произошло в другом месте, размышляешь над тем, что произошло сегодня и что произойдет завтра, куда ведут процессы каждой страны, куда войдет наш, как он будет идти, какую роль будет играть Куба в этом процессе…
…Кое-кто думал, что построят социализм при помощи капиталистических методов. Это одна из крупных исторических ошибок. Не хочу говорить об этом, не хочу теоретизировать, но у меня есть масса примеров того, как неправильно поступали во многом из сделанного те, кто считал себя теоретиками, кто начитался до дури книг Маркса, Энгельса, Ленина и всех остальных.
…Одной из самых больших наших ошибок в начале, а часто и на протяжении всей Революции, было думать, будто кто-то знает, как строится социализм.
Сегодня у нас имеются, по моему мнению, довольно ясные идеи о том, как должен строиться социализм, но нам нужно много очень ясных идей и много вопросов, направленных вам, кто несет ответственность, о том, как можно сохранить социализм или как он сохранится в будущем.
…Страна потерпела ошеломляющий удар, когда совершенно внезапно рухнула великая держава, мы остались одни, одни-одинешеньки, и потеряли все рынки для сахара, и перестали получать продукты питания, топливо, даже дерево, чтобы по-христиански похоронить своих мертвецов. И все думали: «Это рухнет», и большие идиоты продолжают думать, что это рухнет, и если не сейчас, то потом. И чем больше они строят иллюзий и чем больше думают, тем больше должны думать мы, и тем больше должны делать выводы, чтобы никогда не потерпел поражение этот славный народ, который так верил в нас всех…
Революция может разрушиться, но… это было бы по нашей вине.
Чтобы никогда не было здесь… распавшихся, рассыпавшихся социалистических лагерей! Чтобы империя не являлась сюда устраивать секретные тюрьмы, чтобы пытать прогрессивных мужчин и женщин остального континента, который сегодня поднимается, решившись завоевать вторую и окончательную независимость!
Пусть лучше не останется ни тени памяти ни о ком из нас и ни о ком из наших потомков, чем нам придется снова жить такой отвратительной и жалкой жизнью.
– Людям свойственно стремление к благополучию. При определенном достатке возникает желание комфорта. Не подстерегает ли их ненавистное потребительство?
– Разумеется, я нисколько не умаляю важность удовлетворения материальных потребностей. Всем известно, чтобы учиться, чтобы улучшать условия жизни, необходимо удовлетворять определенные физические и материальные потребности. Но качество жизни – в знаниях, в культуре. Именно эти ценности определяют настоящее качество жизни, ее высшее качество, а не качество пищи, крыши над головой и одежды…
Потребительское общество – это одно из самых зловещих изобретений развитого капитализма, которое сейчас находится на этапе неолиберальной глобализации. Оно тлетворно. Я пытаюсь, но не могу представить себе миллиард триста китайцев – владельцев автомобилей в такой же пропорции, как в США. Я не могу представить себе Индию с населением свыше миллиарда человек, живущих в обществе потребления; не могу представить себе общество потребления на Африканском континенте южнее Сахары, где у 600 миллионов жителей нет даже электричества и где в некоторых местах более 80% людей не умеют ни читать, ни писать.
В условиях дьявольского и хаотичного экономического порядка за 5–6 десятков лет максимум общество потребления израсходует реальный и вероятный запасы минерального топлива… Отсутствует даже более-менее целостное и ясное понятие об энергии, которая через 50 лет будет приводить в движение миллиарды автомобилей, заполонивших города и дороги богатых стран и даже многих стран «третьего мира». Это отражение абсолютно нерационального стиля жизни и политики потребительства, которые никогда не могут послужить образцом для 10 миллиардов человек предположительного населения планеты, когда фатальная нефтяная эра подойдет к концу.
Такой экономический порядок и такие образы потребительства губительны для главных природных ресурсов, запас которых ограничен и невосстановим, они несовместимы с законами природы и жизни на Земле, поскольку вступают в конфликт с элементарными этическими принципами, культурой и моральными ценностями, созданными человеком.
– Характерные черты нового мирового порядка.
– При капитализме, даже в самых промышленно развитых странах, в действительности правят крупные национальные и транснациональные предприятия. Они решают вопросы инвестиций и развития. Они отвечают за материальное производство, за основные экономические услуги и большую часть социальных услуг. Государство просто взимает налоги, распределяет и расходует их. Во многих из этих стран правительство может целиком уйти на каникулы, и никто ничего не заметит.
Развитая капиталистическая система, позже превратившаяся в современный империализм, в конце концов навязала миру неолиберальный глобализированный порядок, являющийся совершенно невыносимым. Она породила мир спекуляции, создание фиктивных богатств и ценностей, не имеющих ничего общего с реальным производством, и сказочные личные состояния, некоторые из которых превосходят валовой внутренний продукт десятков бедных стран. Излишне добавлять к этому грабеж и растрату природных мировых ресурсов, а также жалкую жизнь миллиардов людей. Эта система ничего не обещает человечеству и не нужна ни для чего, кроме самоуничтожения, причем вместе с ней будут, возможно, уничтожены природные ресурсы, служащие опорой для жизни человека на планете.
…Часто вспоминают ужасы холокоста и акты геноцида, имевшие место на протяжении этого века, но, похоже, забывают, что каждый год, по причине экономического порядка, о котором мы говорим, от голода и болезней, которые можно предупредить, умирают десятки миллионов человек. Можно потрясать положительными с виду статистиками роста, но в конце концов для стран «третьего мира» все остается по-прежнему или становится еще хуже. Рост часто опирается на накопление потребительских товаров, которые ничем не способствуют подлинному развитию и лучшему распределению богатств. Большая правда состоит в том, что после нескольких десятилетий неолиберализма богатые становятся все богаче, а бедные – все беднее и беднее.
Раньше говорили об апартеиде в Африке, сегодня мы можем говорить об апартеиде в мире, где более 4 миллиардов человек лишены самых элементарных человеческих прав: на жизнь, на здравоохранение, на образование, на питьевую воду, на питание, на жилье, на работу, на веру в будущее для себя и для своих детей.
Cудя по тому, как развиваются события, скоро для нас не останется даже воздуха, чтобы дышать, воздуха, который все больше отравляют расточительные потребительские общества, заражающие жизненно важные элементы и разрушающие среду обитания человека.
…После последней мировой войны нам обещали мир во всем мире, снижение неравенства между богатыми и бедными, что более развитые страны будут помогать менее развитым. Все это оказалось просто фальшью. Нам навязали мировой порядок, который уже невозможно поддерживать и невозможно терпеть. Мир ведут в тупик.
– В повседневной борьбе с человеком и человечеством империалисты создали и успешно испытали оружие массового подавления.
– Они обманули мир. Когда возникли средства массовой информации, они завладели умами и правили не только путем лжи, но и путем условных рефлексов. Ложь и условный рефлекс – не одно и то же: ложь влияет на знания; условный рефлекс влияет на способность думать. И не одно и то же быть дезинформированным и потерять способность думать, потому что у тебя уже создали рефлекс: «Это плохо, это плохо; социализм – это плохо, социализм – это плохо», и все невежды, и все бедняки, и все эксплуатируемые стали говорить: «Социализм – это плохо». «Коммунизм – это плохо», и все бедняки, все эксплуатируемые и все неграмотные стали повторять: «Коммунизм – это плохо».
«Куба плохая, Куба плохая», – сказала империя, сказала в Женеве, сказала в двадцати местах, и приезжают все эксплуатируемые этого мира, все неграмотные и все, кто не получает ни медицинской помощи, ни образования, не имеет гарантированной работы, не имеет ничего гарантированного, говоря: «Кубинская революция плохая, Кубинская революция плохая»…
Что делает неграмотный? Как он может знать, хороший или плохой Международный валютный фонд, и что процентные ставки выше, и что мир непрерывно подчиняют и грабят тысячей способов этой системы? Он этого не знает.
Они не учат массы читать и писать, они тратят ежегодно миллион на рекламу; но они его не то что тратят, они тратят на то, чтобы создавать условные рефлексы… Это сказали сто раз, создали ассоциацию с красивым изображением и посеяли, врезали в мозг. Они, кто столько говорит о промывании мозгов, вырезают его, придают ему форму, лишают человека способности думать…
Что может прочесть неграмотный? Как он может узнать, что его облапошивают? Как может узнать, что самая большая ложь в мире – говорить, что это демократия, прогнившая система, которая царит там и в большей части, чтобы не сказать почти во всех странах, скопировавших эту систему? Они причиняют ужасный вред. И каждый постепенно начинает понимать это, день за днем, день за днем; день за днем больше презрения, больше отвращения, больше ненависти, больше осуждения, больше желания бороться. Вот то, в силу чего каждый по прошествии времени может стать во много раз большим революционером, чем был, когда не знал многое из этого и знал только элементы несправедливости и неравенства.
– Но лучший мир возможен?
– Обратите внимание, насколько стала популярной фраза… «Лучший мир возможен». Но когда мы достигнем лучшего мира, который возможен, мы должны повторять, не переставая: лучший мир возможен – и продолжать опять повторять: лучший мир возможен. Потому что мир стоит перед альтернативой: стать лучше или исчезнуть.
Я верю в идеи, я верю в сознание, знания, в культуру и особенно в политическую культуру. Мы посвятили многие годы формированию сознания и глубоко верим в образование и культуру, прежде всего в политическую культуру…
Почти во всех школах мира учат догмам, даже здесь учили догмам. Я в корне против догм… Наш народ верит в потрясающую силу идей, в то, что мы научились… относительно ценностей, идей и знаний. Тем не менее существует опасность, и мы всегда стараемся лучше воспитывать новые поколения. Потому что сегодня глобализированный мир заставляет расширять запас знаний, искать и находить глобальные решения.
С моей точки зрения, нет задачи более срочной, чем всемирное формирование сознания, нужно донести суть проблемы до сознания миллиардов мужчин и женщин всех возрастов и детей, которые населяют планету. Объективные условия и тяготы, которые испытывает огромное их большинство, создадут субъективные условия для выполнения задачи по повышению сознательности. Все взаимосвязано: безграмотность, безработица, нищета, голод, болезни, недостаток питьевой воды, жилья, электричества, расширение пустынных площадей, изменение климата, исчезновение лесов, наводнения, засухи, эрозия почвы, биодеградация, паразиты и прочие трагедии…
Человеческое общество совершило колоссальные ошибки и продолжает их совершать, но я глубоко убежден, что человек способен на самые благородные идеи, самые великодушные чувства, он способен, преодолевая мощный инстинкт, которым его наделила природа, отдать жизнь за то, что чувствует и думает. Это человек много раз демонстрировал в течение всей истории.
…Я думаю, – потому что я оптимист, – что этот мир может спастись, несмотря на совершенные ошибки, несмотря на создавшуюся безграничную и одностороннюю власть и господство, потому что верю в превосходство идей над силой.
Это идеи, дающие миру свет, и когда я говорю об идеях, у меня в мыслях только справедливые идеи, которые могут принести миру мир, которые могут отвести угрозу войны и положить конец насилию. Поэтому мы говорим о борьбе идей.
Фидель КАСТРО
http://sovross.ru/articles/1440/25546 - цинк (полностью здесь)
С Днем Рождения, Фидель!
Комментариев нет:
Отправить комментарий