В свете данного вопроса можно выделить по меньшей мере шестнадцать суждений, в которых Маркс и его последователи определяют революционное событие, знаменующее конец капитализма и наступление коммунизма, которые станут для нас путеводными в нашем исследовании. Кроме того, вопрос о коммунизме предполагает прояснение связанных с ним вопросов о природе исторического процесса, и о характере и пределах общества как такового, которое в ходе коммунистической революции и истории вообще переходит из одного состояния в другое. Четвёртым является вопрос о бессознательном как производстве в контексте современного, то есть постструктуралистского фрейдо-марксизма, который является ключевым для понимая всех предыдущих, позволяя кроме того размежеваться с просвещенческими левыми, верующими в прямой, неопосредованный знаковыми системами доступ к реальному положению дел и его возможность его неопосредованного изменения.
Итак, что нам известно о пост-капитализме?
1. Не состояние, а процесс. Ещё в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс жёстко размежёвываются с утопическим, полурелигиозным социализмом, представители которого пытаются мыслить коммунизм как установление некоего заранее предрешённого состояния, к которому всё должной прийти и окончательно «встать по своим местам»: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние». Такое определение расходится с расхожей трактовкой коммунизма как состояния, учреждаемого единичным событием — например, русской революцией, датированной 25-26 октября 1917 года. В качестве действительного движения, действительного процесса, коммунизм включает в себя длительные изменения, предшествовавшие данному событию и последовавшие за ним. Более того. Данные изменения являются протяжёнными не только во времени, но и в пространстве, как географическом, так и в пространстве социальной дифференциации. Крестьянские восстания и восстания в колониях, рабочее движение, его победы и поражения в ходе конкретных стачек и принятия рабочего законодательства, научные и технические открытия, распространение всеобщего образования и рост грамотности, рост численности населения и перераспределение его из деревень в города, и многие другие процессы, растянутые на тысячи километров и десятки лет, таким образом, очерчивают границы того всемирно-исторического движения, которое Маркс и Энгельс определяют как коммунистическое.
2. Вследствие борьбы пролетариата… Движущей силой, полагающей конец капитализму, согласно Марксу, является борьба наёмных рабочих за политическое господство над остальными классами общества и за научно-техническое господство над производительными силами, пребывающими при капитализме в неконтролируемом состоянии рыночной анархии. Революционность пролетариата как класса в свою очередь обусловлена его положением как совокупности эксплуатируемых буржуазией в крупном машинном производстве коллективов, не обладающих частной собственностью на средства производства, которые они вынуждены обслуживать. Улучшить своё экономическое положение рабочие могут лишь восходя от коллективной экономической борьбы, стачек и забастовок, к борьбе политической, объединяясь в партии и подавляя рыночную анархию силами государственного аппарата. Поскольку всякий наёмный рабочий участвует в производстве материальных благ, то тем самым он обеспечивает не только своё существование, но и существование всех прочих классов и прослоек общества, некоторые из которых приносят косвенную пользу, как например интеллигенция или некоторые группы служащих, тогда как другие — совершенно бесполезны, поскольку не производят никаких благ, и только потребляют произведённое другими. Именно экономическая и политическая борьба пролетариата во всех странах мира, ведущая к победе в них рабочих и коммунистических партий, и их объединение во всемирную республику с последующей заменой всех чиновников и менеджеров вычислительной техникой и народными собраниями, является движущей силой коммунистического процесса обобществления планетарного производства.
3…ускоряющей рост производства и наоборот. Борьба пролетариата и коммунизм определяются в марксизме как прогрессивные явления лишь по одной причине: они ведут к росту производительных сил, ко всё большему господству общества над собой и внеобщественной природой. Так, одним из ключевых направлений борьбы пролетариата является борьба за сокращение продолжительности рабочего дня и повышение заработных плат. Всякий капиталист, который вынуждается тем самым повышать з/п и сокращать рабочий день, чтобы окупить издержки, вынужден повышать производительность труда, чтобы за меньшее время фабрика выпускала больше продукции лучшего качества. А для этого он вынужден закупать более эффективные машины и вкладываться в повышение квалификации рабочих, напрямую или коллективно через государство. При этом возникает потребность в дополнительных научных и технических специалистах, проектирующих новые виды машин и материалы для их изготовления; экономистах, рассчитывающих рентабельность новых производств; преподавателях, обучающих молодёжь новым профессиям и так далее. Новое поколение лучше обученных, сплочённых борьбой и живущих в более богатом обществе рабочих включается в новый цикл борьбы и так, с ускорением, пока накал этой борьбы не приведёт к качественному преобразованию всего общества. Конечно, данная схема на практике работает со сбоями и отклонениями, причина которых кроется в общих закономерностях исторического процесса, но в целом закономерность соблюдается: рост производства и классовая борьба, научно-технический и социальный прогресс взаимно ускоряют и стимулируют друг друга.
Улучшить своё экономическое положение рабочие могут лишь восходя от коллективной экономической борьбы, стачек и забастовок, к борьбе политической, объединяясь в партии и подавляя рыночную анархию силами государственного аппарата.4. Не представим. Поскольку коммунизм не является завершённым состоянием, а ускоряющимся процессом, то его истина располагается за пределами порядка представления, как идеологического, так и научного. В этом смысл идеи научного социализма Маркса и Энгельса, отличного от утопического, прожектёрского социализма их предшественников. Мы можем и должны прогнозировать уже имеющиеся тенденции в развитии общества; мы можем и должны проектировать наше вмешательство в эти тенденции, содействующее их исправлению и ускорению; но мы не можем заранее узнать все подробности разворачивающегося исторического процесса до того, как они наступят — и потому должны действовать с учётом неполноты собственных представлений о реальности, сохраняя для них свободное место в порядке мышления и действия.
Так, например, недопустимо сводить коммунизм к воображаемому «всенародному восстанию», которое одним махом решит все проблемы капитализма. Если коммунизм — это множество разнородных процессов, растянутых во времени и распределённых в пространстве, то среди них есть не только поражающие воображение революции, но и незаметные, но от того не менее значимые. Чтение томов экономической статистики и скрип пера немецкого журналиста-эмигранта в лондонской квартире на протяжение многих лет — совершенно непримечательный процесс, однако его всемирно-историческое значение тождественно двум громадным политическим революциям — Российской и Китайской, не считая десятков сопряжённых с ними, так как было одним из ключевых условий, отпускавших спусковой крючок каскада событий, приводивших на определённом этапе к ним. Другая группа незаметных процессов и событий — это те, для которых пока что вообще нет ясного и однозначного описания ни в научном, ни в философском, ни тем более в повседневном языке, и которые принадлежат порядку бессознательного, о котором будет сказано подробнее ниже.
5. Его итог — не политическая ассоциация. Маркс и Энгельс утверждают в Манифесте, что итогом коммунистической революции станет некая всемирная ассоциация: «Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер. <…> На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех». Данная ассоциация, что бы она собой ни представляла, не будет иметь политического характера, исходя из возможных путей отмирания которого и следует мыслить наступление коммунизма. Политическое же в данном случае может быть, по всей видимости, помыслено как репрезентативное, поскольку политика действует как машина, выражающая через партии и государственные аппараты интересы тех или иных классов, а также групп и субъектов, их составляющих. Поскольку все государства, как и классы, в коммунизме отомрут, то не будет и возможности выражения одного через другое, тогда как власть будет существовать в форме публичных дискуссий относительно направлений и способов осуществления научно-технического и социального прогресса, имея своим предметом прежде всего технику, присваивающую ресурсы внеобщественной природы (ср. п.8). Другим немаловажным и непрояснённым моментом является вопрос о соотношении этой коммунистической ассоциации с не вполне вошедшими в коммунизм слоями общества, равно как и вопрос о способах первоначального коммунистического накопления.
6. Его производственная основа — всеобщий интеллект. В знаменитом «фрагменте о машинах» Маркс отмечает, что капитализм, развивая основной капитал в виде автоматической системы машин, в то же самое время развивает его научный характер, распространяя его на всё производство. Соответственно, продолжительность необходимого рабочего времени становится всё меньшей по сравнению с временем производства прибавочной стоимости, что позволяет при переходе к коммунизму сократить продолжительность рабочего дня до минимума, а свободное время членов общества направить на развитие художественных, научных и иных творческих способностей, ещё больше ускоряющих научно-технический прогресс и увеличение совокупного богатства общества, в то же время освобождая его от жестокой капиталистической необходимости, выражающейся в виде экономического принуждения и его придаточных механизмов в виде полиции, семьи, церкви и так далее (идеологические эффекты данных институтов, в принципе, тождественны). Вместе с тем, трансформация системы машин из основного капитала в форму всеобщего интеллекта, мыслимая Марксом гуманистически и человеко-сообразно, может предполагать целый спектр значительно более мрачных исходов, связанных с развитием искусственного интеллекта и освобождением производительных сил от того, что не корректно в учении Н.Ланда определяется как «система человеческой безопасности». Вообще, трактовки всеобщего интеллекта как уже данного и человеко-сообразного, данные Паоло Вирно и другими операистами, страдают некоторой дурной абстрактностью, так как предполагают заранее верными оптимистические положения, тогда как подобный исход является скорее вероятностным, чем предопределённым.
7. Ленин: целая эпоха. Данное движение, согласно мысли Ленина, составляет целую эпоху: «Переход от капитализма к коммунизму есть целая историческая эпоха». (ПСС, изд.5, т.37, с. 264) — Но мы уже знаем, что эпоха не может мыслиться как некое статичное состояние, а наоборот, постоянный переход, состояний из множества конкретных изменений и обусловливающих их противоречий. Эпохи могут наслаиваться одна на другую — во времена Маркса и Энгельса, как и в наши, капиталистическая эпоха несомненно имела место — и в то же самое время наряду и в противоречии с ней имела место коммунистическая эпоха как процесс, уничтожающий предыдущую эпоху, определяемую в его отношении как состояние. Следовательно, чертой коммунистической эпохи является большая в сравнении с капитализмом подвижность, текучесть всех социальных и научно-технических явлений, сменяемость всех элементов и структур, составляющих общественное целое. В «Манифесте» Маркс и Энгельс отмечают, что капитализм по существу уже развивает эту тенденцию, но слишком медленно и непоследовательно, с одной стороны не умея совладать с неконтролируемым ростом производства, разрешающимся в кризисах — а с другой громоздя на пути прогресса баррикады «сдержек и противовесов»,
8. Его основа — государственно-капиталистическая монополия. В работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», В.И. Ленин определяет социализм следующим образом: «Социализм есть ни что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией». Данное определение замечательно тем, что предполагает определённую симметрию, исходя из которой возможно помыслить не государственно-капиталистическую, а капитал-государственную монополию обращенной на пользу всех народов и постольку переставшую быть государственной монополией. Если данная гипотеза верна, и наряду с известной по Октябрьской и Китайской пролетарским революциям, возможна обратная форма обобществления производства, то такая гипотетическая организационная форма оказывается расположенной по ту сторону так называемого анархо-капитализма как утопической формы гипер-капиталистического проектирования, симметричного утопическому социализму или анархо-социализму. Данная гипотеза о двух симметричных формах уничтожения частной собственности на средства производства, синтезом которых и должен быть реальный, то есть соответствующий своему научному понятию, коммунизм, имеет то преимущество, что уже имеет в рамках мировой капиталистической системы два предвосхищающих её полюса: капитал-государственный и государственно-капиталистический — США и КНР, дальний запад и дальний восток. В этом отношении было бы полезно проработать корпус марксистской литературы, связанной с анализом мирового интегрированного империализма, или, как его определяют Хардт и Негри, Империи.
9. Троцкий: промышленные партии. В тексте «Литература и революция» вождь Октябрьской революции Лев Давыдович Троцкий, рассуждая о будущем развитии коммунистического общества, описывает альтернативные ныне существующим политическим партиям, выражающим интересы тех или иных классов через государственные аппараты, сообщества в защиту тех или иных крупных проектов преобразования общества. Преимущество таких партий с целевой, а не выразительной ориентацией в том, что в таком случае прогресс берётся как цель, а не как следствие от простого улучшения жизненных условий тех или иных классов того или иного региона планеты. Более того, дальнейший научно-технический прогресс требует от коммунистов восполнения политической программы выражения интересов пролетариата как класса, эксплуатируемого в рамках капитализма, требованиями реализации крупных технонаучных проектов переустройства общества, будь то переустройство уже имеющихся, или строительство новых городов, в том числе в новых средах — на воде, под водой, под землёй или на орбите, или строительство орбитального лифта, или широкомасштабное внедрение генной модификации людей, и так далее. В то же время выдвижение подобных проектов вне взаимосвязи со всё ещё не разрешённым классовом конфликтом, обернулось бы чистой воды прожектёрством и утопическим социализмом, в духе проектов Жака Фреско. Подобное проектирование и его взаимосвязь с тяготеющими к финальному разрешению классовыми конфликтами позволяет прояснить природу грядущей коммунистической ассоциации как органа, планирующего и координирующего подобные проекты в уже бесклассовом, или становящееся таковым обществе, а также её взаимосвязь с докоммунистическими элементами, на одни из которых она вынуждена будет опираться, а другие — подавлять.
10. Грамши: исторический блок. В «Тюремных тетрадях» выдающийся итальянский коммунист и философ Антонио Грамши указывает на необходимость формирования пролетариатом исторического блока, поскольку каждый восходящий класс совершал свою революцию не в одиночку, а во взаимосвязи со множеством конкретных классов, слоёв, групп и партий, примыкающих к историческому движению и находящих в нём отображение и реализацию своих коллективных желаний и интересов. При этом эмпирически имевшая место в ходе социалистических революций связка партия революционной интеллигенции + промышленный пролетариат + крестьянство, приводившая к подавлению капитализма силами «государственно-капиталистической монополии, обращённой на пользу всего народа», не является единственно возможной формой исторического блока, как с точки зрения многообразия способов наступления предшествующих формаций, так и с точки зрения многообразия социальных акторов, способных сложиться в различные композиции, совокупно заинтересованные в наступлении коммунизма, так и в плане гипотетической формы обобществления собственности, симметричной государственно-капиталистической монополии. Тем не менее, идея исторического блока верно характеризует социальный базис той коалиции агентов, что будет реализовывать коммунизм, в какой форме и каким бы способом он ни наступал, равно как и взаимосвязь основной массы агентов и её авангарда, из которых и будет развиваться собственно ассоциация и иные, комплементарные ей страты пост-капиталистического способа производства.
Классы же, как подчёркивает Альтюссер, представляют собой конкретные социальные структуры, а вовсе не совокупности отдельных людей, представление о которых основано на смешении социальных структур и их физиологических носителей.11. Лифшиц: Restauratio Magna. Выдающийся советский философ Михаил Лифшиц во множестве текстов отмечал тесную взаимосвязь наступающего коммунизма не только с самыми передовыми явлениями в научно-технической и социальной жизни, но и со всеми предшествовавшими явлениями мировой истории, в которых выразилось то, что он характеризует как идеальные формы, или высшие типы социальности, свободные от дурных крайностей и находящиеся по ту сторону их абстрактного, снижающего смешения. Капитализм, поскольку он не был запланированным, научно спроектированным и сознательно введённым способом производства, в ходе своего распространения привёл к отмиранию не только реакционных, но и многих прогрессивных форм социальной жизни, и наоборот, возрождению и распространению уже изжитых на прежних этапах социальных отношений: магии, религии, семьи и т.д. Коммунизм, наступающий по мере осознания и сциентификации управления обществом, будет способен исправить эти провалы, восстановив всё то лучшее, что имело место во всех предшествующих формациях, и что было уничтожено или сведено к минимуму капиталистической анархией производства. Вместе с тем, тенденция к восстановлению элементов всех предшествующих формаций — и к предвосхищению элементов грядущих, свойственна не одному лишь коммунизму, а вообще всем способам производства. Следовательно, обоснованным будет предположение, что при коммунизме те страты, входящие в состав, или комплементарные ассоциации, будут отчасти воспроизводить элементы всех предшествующих способов производства: планетарного, биологического, родо-племенного, деспотического, капиталистического, собственно коммунистического — и предвосхищать грядущие вслед за коммунизмом способы производства, число которых потенциально бесконечно.
12. Маркузе: великий отказ. В конце книги «Одномерный человек» немецкий философ-марксист и ученик Хайдеггера, Герберт Маркузе характеризует грядущий коммунизм как общество, учреждаемое на бессознательном уровне событием Великого Отказа. В чём суть данного события, становится яснее, если обратить внимание на генеалогию данного концепта, возникающего из метафорического сгущения марксового понятия коммунистической революции, хайдеггеровского Ereignis’a и фрейдовского концепта отказа. Что такое коммунистическая революция, как частный случай смены исторической формации, в первом приближении понятно; тогда как два других концепта нуждаются в чуть большем прояснении. Так, Ereignis по Хайдеггеру — ключевое событие ближайшего будущего, в котором истина бытия наконец станет явной по ту сторону технонаучного отношения к бытию как сущему.
Что же касается психоаналитического концепта отказа, то благодаря долгой истории как собственно аналитической, так и гибридной фрейдо-марксистской мысли, он представляется куда более ясным. Согласно Фрейду (в трактовке Лакана-Гваттари), психика любого субъекта структурирована одним из трёх возможных способов: невротическим, психотическим или перверсивным, различающихся в отношении того, как субъект определяется относительно невозможности прямого доступа к наслаждению. Невротик определяется отрицанием этой невозможности, которое раз за разом терпит поражение, выражаясь в обсессивном и истерическом вариатах невротической структуры. Вследствие чего данная невозможность, проживаемая через воспроизводящийся крах её отрицания, осмысляется как нехватка. Две другие структуры, психотическая и перверсивная, определяются отбрасыванием и отказом от нехватки. Отказ — это такой способ обхождения с нехваткой, в котором на место отсутствующего фаллоса ставится любой другой конкретный объект, и тем самым проблема наслаждения Другого снимается.
Проблема заключается в том, что у самого Маркузе этот концепт не доработан, и располагается скорее в области, характеризуемой как регистр воображаемого по Лакану, или идеология, а не наука по Альтюссеру. Тем не менее, на бессознательное измерение всякого способа производства, в особенности коммунистического, помимо Маркузе указывает целый ряд авторов, начиная от Фрейда и до наших дней, что позволяет взять гипотезу Маркузе как ценное дополнение к определению коммунизма, нуждающееся в дальнейшем уточнении и проверке.13. Альтюссер: совершается не людьми, а структурами. Согласно прочтению текстов Маркса Луи Альтюссером, недопустимо рассматривать процесс перехода как совершаемый отдельными людьми, а народными массами — то есть различными классами, вовлечёнными в борьбу друг с другом по поводу условий производства, распределения и потребления ценностей. Классы же, как подчёркивает Альтюссер, представляют собой конкретные социальные структуры, а вовсе не совокупности отдельных людей, представление о которых основано на смешении социальных структур и их физиологических носителей.
При этом характер последних определён структурой и противоречиями производственных отношений, в которые они встроены наряду с прочими объектами. Классическое определение Лениным классов как больших групп людей может быть уточнено, если мы на место идеологического неразличенного концепта людей поставим структуры, реализованные в их носителях. Например, функция рабовладельца, бюрократа, попа или капиталиста была абстрактно возможной и в родоплеменном строе, но не имея носителей, оставалась виртуальной возможностью, не формируя соответствующие классы и страты.
В отношении тезиса Маркузе это означает существенную корректировку представлений о великом отказе, который сам представляя собой структуру, в случае своего наступления, не будет носить того изнеживающе-телесного и гуманистического характера, который ему приписал Маркузе, а скорее состояние всеобщего становления вследствие широчайшего распространения технологий генной инженерии, имплантации новых органов чувств и иных модификаций тела, открывающих бесчисленные пути для новых форм как эротического, так и военного применения.
14. Делёз и Гваттари: конститурировано как желающее производство. Ж.Делёз и Ф.Гваттари в двухтомнике «Капитализм и шизофрения» продолжают антигуманистическую линию Л.Альтюссера, указывая на то, что каждой общественной формации присуща определяющая её структура, скрывающаяся внутри предыдущей. Структурой коммунистического общества является структура бессознательного желания, подавляемого и переопределяемого капитализмом на семейном уровне в границах эдипального треугольника как территориального товарно-денежного производства. Механика его распада под действием внешних и внутренних противоречий, нуждающаяся в особом изучении, даёт на выходе целый спектр бессознательных структур, из которых существенным является психотическое расщепление, разрешающее эдипальное единство психического аппарата в пользу свободной комбинаторики желающих машин.
Преимущество тезисов Делёза и Гваттари в том, что они позволяют ещё точнее переопределить тезис Маркузе, связав перверсивную составляющую грядущего коммунизма с системой восстанавливаемых страт, а психотическую шизоидную составляющую — с собственно коммунистической ассоциацией, то есть с ретерриториализацией и детерриториализацией капиталистической невротичности соответственно. Остаточная эдипальность, по-видимому, приходится на долю отмирающих в коммунизме классов: буржуазии и пролетариата. Глубина ретерриториализации при этом может вести к восстановлению не только общественных, но и дообщественных способов производства, что требует расширения теории исторического материализма для биологических, геологических и космологических периодов развития материи.
15. Делёз и Гваттари: дальнейшее раскодирование потоков. Важнейшей тенденцией, определяющей ход мировой истории и смену формаций, Делёз и Гваттари считают процесс раскодирования потоков. В первобытнообщинном строе все потоки закодированы — женщины, инструменты, предметы престижа — всё циркулирует по замкнутым, закупоренным со всех сторон траекториям. Древнее деспотическое государство осуществляет сверхкодирование потоков, пропуская из сквозь высшее единство господского означающего, воплощенного в личности монарха, в отношении которого они переопределяются. Наконец, капитализм устанавливается на руинах всех предшествующих формаций, в ситуации раскодированных потоков, которые он аксиоматизирует, замыкая их в отношении потока денег-капитала, по отношению к которому оцениваются все остальные потоки. С каждой следующей формацией разнородность элементов, слагающих общество, способы их движения и способность к гетерогенезу нарастают, вступая в противоречие со старыми кодами и размывая их. Современная аксиоматика денег-капитала также является исторически-преходящей, временной формой существования потоков. Шизоидное раскодирование потоков желания, прогнозируемые Делёзом и Гваттари в качестве спускового механизма коммунистического способа производства по степени детерриториализации превосходит капиталистическую аксиоматику и включает её в качестве восполнения — подобно тому как капитализм включает в качестве восполнения государственность, и т.д.
16. Бадью: математизируемо как набор исключений. Ален Бадью в двухтомнике «Бытие и событие» определяет коммунизм как совокупность исключений из ситуаций в четырёх областях: в науке, в искусстве, в политике и в любви, условием различия и единства которых и является философия диалектического материализма, развиваемая самим Бадью. Во всех этих случаях исключение — то есть то, что не вписывается в символический порядок, выражая за его пределы, является источником нового, развития, поступательного исторического движения к истине.
Математизация и формализация онтологии перехода, на которой настаивает Бадью, относится в том числе и к процессу раскодирования потоков, и к всеобщему интеллекту — и к тому же несёт методологическую ценность, позволяя перейти от ненадёжных слов естественного языка к строгой числовой записи.
***
Является ли данный список исчерпывающим марксистские представления о грядущем коммунизме, или те выводы, что могут быть на их основе сделаны? Никоим образом. Однако он позволяет выделить наиболее значимые положения и задать на их основе ту концептуальную и теоретическую оптику, исходя из которой возможна дальнейшая конкретизация данного явления. Оптическая метафора в данном случае есть не только дань уважения Спинозе, следствием развития идей которого и является современный марксизм, но и отсылкой к дискурсу научного знания как системы взаимодополняющих представлений о мире, символически упорядоченном пространстве. Как бы то ни было, понятие посткапитализма или коммунизма как исторического события предполагает уточнение понятия истории; а как общественной формации — уточнение понятия общества. Кроме того, помимо объективных обстоятельств структуры, времени и места, коммунизм предполагает также прояснение субъективных обстоятельств, поскольку является не только объективно наступающим событием, но и объектом нашего желания (или не-желания, если мы представляем его себе неадекватно). Поэтому прояснение понятия бессознательного как пространства, в котором коммунизм предстаёт в качестве объекта-причины нашего влечения к нему.
https://syg.ma/@eukonoplev/ievghienii-konopliov-shtrikhi-k-obrazu-postkapitalizma
Комментариев нет:
Отправить комментарий