Непригодность на данный момент такой классификации особенно ощущается при её сопоставлении со значимыми работами классиков марксизма-ленинизма уже 80-летней давности, будь то философы Франкфуртской школы, А.Грамши, Д.Лукач, Э.Ильенков, М.Лифшиц или поздний Троцкий, или западные большевики-ленинцы, не говоря уже о более поздних и более интересных вариациях марксизма. Проблема заключается в том, что догматизированное представление о трёхсоставном и неизменном марксизме является своим приверженцам неким идеалом, тогда как в действительности есть ни что иное, как идеалистический симулякр, вводящий их в заблуждение. Более того. Согласно методу диалектического материализма, всякий идеал вообще есть ни что иное как идеологический конструкт, пережиток идеалистической философии, имевший первоначальное значение «трансцендентной сущности».
Поэтому всякого рода идеалисты, спиритуалисты, вульгарные материалисты, а также эклектики, путанники и агностики, колеблющиеся между материализмом и идеализмом, полагающие, будто в природе, в обществе или в каком-то сверхчувственном мире существуют некие “идеалы”, то есть какие-то совершенные предметы, к которым нужно стремиться, которым следует подражать, и которые проявляются в деятельности божества или людей, им вдохновлённых, заблуждаются. Родоначальниками этих представлений считаются Пифагор, Платон и прочие античные идеалисты, разделявшие их заблуждения относительно потустороннего мира идей, существование которого на сегодняшний день опровергнуто научно-техническим прогрессом и политической практикой, на которую никакие потусторонние силы воздействия не оказывали и не оказывают. Тем не менее, это учение об идеалах до сих пор держится в сознании масс, несмотря на то, что при ближайшем рассмотрении их признание ведёт к целому ряду нелепых и смешных противоречий. Так, очевидно, что идеал, если бы таковой существовал, должен был бы быть тождественным самому себе, то есть не изменяющимся, и вовсе чуждым движения, так как если идеал движется и изменяется — то это уже не идеал, а просто ряд отличных одна от другой форм материальной субстанции. Но поскольку всё в мире материально, а движение есть один из вторичных атрибутов материальной субстанции, то ясно, что такой идеал должен был бы быть нематериальным, то есть — вовсе несуществующим. Аналогично, возможность существования идеала опровергается относительно категорий множественности, пространства, предела и всех прочих онтологических сущностей.
Как же обстоит дело с теми “идеалами”, которые спиритуалисты, позитивисты и трансценденталисты стараются преподнести как “истинные идеалы” — ? Как показала практика, за всю многотысячелетнюю историю идеологии, нам здесь не открылось ничего правдоподобного, так как все так называемые “идеалы” в действительности оказывались, оказываются и будут оказываться не чем иным как халутарми, родственными бэконовским идолам или хайдеггерианскому поставу, составленными из разнородных элементов пригнанных и приспособленных один к другому случайным образом. Здравомыслие, не опирающиеся ни на что кроме логики и фактов несовместимо с идеализацией даже адекватных теорий и учений, так как в атмосфере почитания теория перестаёт соотноситься с критической действительностью, факты устаревают и логика прокисает, каковая судьба постигла обе метафизики — схоластическую и эпистемологическую. Метод Маркса и Энгельса, благодаря которому они смогли открыть законы материалистической диалектики, приводящие в движение всю эту бесконечную природу, был сознательно антиидеологическим, антиидеалистическим, и следовательно, антиидеальным. Маркс и Энгельс не стремились создать подобно Гегелю, теоретическую систему, которая была бы «идеальной», то есть сперва приписывала этой бесконечной природе некую самотождественную конечность, которая может быть исчерпана в трёх больших книгах или около того (речь идёт, конечно, о «Науке Логики», «Натурфилософии» и «Феноменологии Духа», в которых, по мнению Гегеля, отражалась идеальная и целостная сущность всего мироздания), но создавали ризоматическое зерно диалектического материализма, содержащее достаточно мощную и успешно скомпонованную разнородность, чтобы конституировать имманентное ему пространство вариации, способное впитывать содержимое частных наук и политических практик, достигая предельных степеней адекватности фактологическому материалу, производимому обществом людей, вещей и идей в ходе познания материей себя через него. Подобным образом, спора лишайника изначально несёт в себе продуктивную разнородность, представляя собой одну или несколько клеток водоросли, оплетённых гифами гриба, каковая разнородность впоследствии способна развернуться в полноценную и самодостаточную экосистему, нуждающуюся в пределе лишь в неорганических веществах и свете, но не в иных живых организмах, возводя искусство несовершенства в совершенную степень. Так же и диалектический материализм представляет собой в ходе своего развития не какой-то застывший и в конечном итоге бесполезный на практике идеал, но скорее идеальную халтуру, именно в силу своего априорной ризоматической незавершённости способную развёртывать свои осуществления картографически, покрывая территорию всё более и более детально — подобно тому как хаосмотическая кривая броуновского движения частицы покрывает всю плоскость и всё пространство, в котором она осуществляет своё движение. Поэтому диалектический материализм ни в коем случае не сводится к классической его формулировке, представлявшей собой не конечную теорию, а скорее первоначальную, рабочую гипотезу, программу исследовательской работы и политической борьбы, изменяющуюся по ходу дела, различные части которой не переставали с момента её актуального конституирования переплетать свои осуществления и пролиферировать их вариации, достигая имманентного предела, который и есть ни что иное как диалектико-материалистическое мировоззрение, или виртуальная поверхность, на которой записаны все объекты этой бесконечной природы, их отношения и законы возникновения, взаимодействия и гибели, в том виде, в каком они узнаются этим обществом в ходе его повседневной гносеопоэтической и фактологической практики. Именно с этой пролиферацией связано диалектико-материалистическое истолкование принципа Оккама, противоположное его нынешней, субъективно-идеалистической и эпистемологической формулировке.
Принцип Оккама, как известно, гласит: не следует умножать сущности без необходимости. Однако, к сожалению, слишком часто это положение толкуют в позитивистско-номиналистическом духе, утверждая, что такие сущности как материя, история, разум, прогресс, общество и многие другие, если не все, являются “ненаблюдаемыми”, следовательно, не необходимыми, и потому, должны быть отвергнуты как ненаучные. Особенно реакционным, даже софистическим оказывается тот момент, что сущностям приписывают свойство существования или не существования не в объект-объектной реальности, где они и обитают на самом деле, а только лишь в человеческом языке или в сознании отдельного, или абстрактного в дурном смысле этого слова человека — а именно такова метафизическая трактовка позитивистов, феноменологов, герменевтиков, сторонников Лиотара и прочих эпистемологов, предполагающих актуальность так называемого «лингвистического поворота», против которого теперь направлена критика целого ряда западных и российских авторов, в том числе небезызвестного К.Мейяссу.
В действительности же принцип Оккама сообщает нам нечто противоположное, а именно необходимость умножать сущности в соответствии с необходимостью ясного, диалектико-материалистического миропонимания. Делёз и Гваттари понимали философию как производство концептов — и это верно в том случае, если произведённые концепты соответствуют действительности, и тем вернее, чем их больше, и чем больший объём теоретического и фактологического материала они артикулируют, подключая его к машинам материалистического мироосмысления.
В противоположность так называемой эпистемологии, или субъективно-идеалистической «аналитической» философии, утверждающей принцип экономии мышления, и обосновывающей его плохо понятым и превратно истолкованным принципом Оккама, диалектический материализм утверждает свою эвристическую и политическую мощь на той преизбыточной роскоши мышления, которая представляет собой в пределе совершенный энциклопедизм, выражающий тотальность материальной реальности во всех её проявлениях. Таким образом, благодаря ризоматической и картографической пролиферации теоретических и политических практик, к числу которых принадлежит и производство новых концептов, гипотез, теорий и методологических приёмов, захватывающих фактологический материал, на сегодняшний день марксизм достигает состояния всеобъемлющей интенсивности, развёртывая свои осуществления во всех мысленных и политических направлениях как философия тотальности.
По этой причине классическое изложение Энгельсом и Ленином системы диалектического материализма должно быть пересмотрено как в отношении источников, так и в отношении составных частей.
Ошибочно полагать, будто марксизм в его современном виде имеет всего лишь три источника: утопический социализм, немецкую классическую философию и английскую буржуазную политэкономию.
История философии, науки и самого общества есть перманентный источник новых открытий, так как различительная способность марксизма растёт со временем, и то что не видели наши предшественники мы сможем прочесть, располагаясь на уже чрезвычайно изощрённой поверхности общественно-научного осознания. В действительности такими же полноправными источниками диалектического материализма могут и должны быть признаны Античная, Индийская и зрелая буржуазная философии от Декарта до Фейербаха, плюс в той или иной степени все материалы прочих философских учений, которые также участвовали и продолжают участвовать в развитии марксизма в качестве материала критической обработки. Аналогично, не одна лишь политэкономия, но и астрономия, физика, химия, биология, социология, психология, лингвистика как частные науки, вместе с имманентными им философствованиями в той или иной мере принимали и принимают участие в формировании философии практики, как справедливо называл марксизм Антонио Грамши. То же самое следует сказать и о политических изысканиях. Таким образом, обнаружение источников уже больше не есть вопрос генеалогии марксистско-ленинского учения, но вопрос его геологии: где, когда и какие потоки теоретических и политических практик взаимодействовали друг с другом, в каких ситуациях и в каких пропорциях смешивались и/или сплавлялись, чтобы составить учение диалектического материализма в его современном виде?
То же самое справедливо и в отношении составных частей марксизма, достигающего ныне своего имманентного предела, точки плавления, где его отдельные части уже не могут существовать сепарированно, строго отделёнными друг от друга — каковыми они, собственно говоря, и никогда не были, всегда сохраняя известную долю неартикулированных смыслов. Эти части переплетают свои осуществления, смешиваясь до состояния неразличимости, и мы больше не можем говорить о частях марксизма как о его элементах, но лишь как о функциях или функциональных проявлениях его тотализующей сущности, определяемых также как моменты процессуального становления экзистенции. Всего таких моментов можно выделить по меньшей мере семь:
1. Критика идеологии — с которой началась совместная и плодотворная деятельность Маркса и Энгельса тяготеет на данный момент к генерации универсальной теории, соединяющей классическую марксистскую, а также теории Жана Мелье, Джона Фрейзера и Ричарда Доукинса на основании материалистической диалектики как метода.
2. Материалистическая диалектика — возможная лишь как онтология и онтогносеология, то есть общая теория бытия как бытия сущего — и бытия как познающего самого себя в форме объект-объектной реальности.
3. Исторический материализм — приложение материалистической диалектики к совокупности частных наук, что собственно и конституирует диалектический материализм как мировоззрение в теоретическом, или умозрительном плане.
4. Политический материализм — приложение материалистической диалектики к политической практике преобразования общества в интересах социального и научно-технического прогресса, связанных с упразднением частной собственности на средства производства в пользу достижения бесклассового и безидеологического коммунистического общества, сообразно научной картине мира.
5. История марксизма — изучение идей и деяний выдающихся марксистов с целью обобщения и систематизации их опыта.
6. Истолкование — диалектико-материалистическая герменевтика, или концептуализация текстологического и фактологического материала, уже произведённого в рамках марксизма.
7. Диалектико-материалистическая эстетика — практика воздействия на аффективно-волевую функцию психики человека и общества, имеющая целью воспитание чувств и эмоций как сопряжённых с научным и материалистическим миросозерцанием.
При желании можно было бы свести действующие и функциональные моменты к большему или меньшему числу — например, объединить первый и пятый-седьмой моменты с четвёртым, так чтобы осталось лишь три из них, совершенно аналогичные античным Логике, Физике и Этике как разделам философии, указующим на то, каким способом этот мир познаётся, каков он, и что нам в нём следует делать, чтобы доставлять себе пользу, а не вред своими действиями. Сходные функции несут в себе диалектический, исторический и политический материализм, как ключевые моменты современного диалектико-материалистического мировоззрения.
https://syg.ma/@eukonoplev/ievghienii-konopliov-dialiektichieskii-matierializm-kak-mirovozzrieniie
Комментариев нет:
Отправить комментарий